Мера зверь: Прорыв

С недавних пор судьба некоторых стай в Синем приорате меня особенно интересовала.

Но Рысь покачал головой:

— Не знаю. Зигфриду пришлось делать новый набор по всему приорату. Он для этого и послал командора к Ящерицам, чтобы войска не ушли на восток.

Тут Рысь поднял голову, я вздрогнул, и даже Губа удивленно охнул. Глаза пленника налились красным, так подернулись плотной мутью, что зрачки еле проглядывали. Живые так уже не смотрят.

— Зигфрид думает, что сможет остановить Бездну! Ее никто не остановит! А-ха-ха… — и Рысь залился зловещим хохотом, а потом всхрапнул и откинулся на спинке стула.

Все, действие яда закончилось.

Над столом повисло молчание. Я ловил взгляды Зунги и Губы, и все пытался поймать бегающие глаза старейшины Бобров.

— Мастер Алб, ты понимаешь, что все это значит?

Старейшина нахмурился:

— То, что это дела Синих и Желтых! Нам из столицы никаких указаний не поступало…

— Отец! — возмущенно крикнул Гарей, — Но как же так? А Пантеры? А Зубастые Куницы? Ведь их деревня по пути…

— Пантеры за себя постоят! А Куницы… — вождь плотно сжал губы, демонстрируя недюжинное упрямство, — На все воля Неба!

Сказал это, и тут же осекся и посмотрел на свою зверицу.

— Алб, дорогой, — растерянно сказала та, — Но ведь… — и женщина, не взглянув ни на кого, выскочила из избы.

— А мы опять уйдем, спрячемся… — закончил Алб как-то тихо, с грустью глядя вслед жене.

Вот тебе, черствый вождь, каким боком вышло твое упрямство.

Теперь мне стало ясно, к какой стае принадлежала зверица. Зубастые Куницы… Довольно символично хозяйка расправилась с той Рысью, когда перегрызла ему горло.

Я усмехнулся и спросил Алба:

— А если падет Зеленый приорат? Вот пока ты прячешься, вождь? Падет Желтый, Синий. Кого вы переправлять будете? Их? — и я указал на труп Рыси.

— Отец, — Гарей вскочил, — Я всегда следовал твоей воле, но сегодня я уйду с ними.

— Сын, не сметь!

— А спросим у реки?! А у Неба? — Гарей не сдавался, — Я не отдам стаю матери в руки врагу!

Я видел, с каким восхищением смотрит на старшего младший брат. Да и во взгляде Алба, сквозь упрямую злость, нет-нет да и проглядывали гордость и зависть.

Гордость за то, что воспитал мужчину. И зависть, что этот мужчина более честен, чем отец.

Закостенел уже старик в своей бобриной шкуре. Привык к мирной жизни, и вся эта военная удаль ему вышла смертью его воинов, встречающих гостей. Не хотел больше Алб смертей.

— Так может, и не надо будет биться, мастер Алб, — сказал я, — Свидетели нужны. Если успеть вовремя, остановим резню. Не все Желтые там под Бездной, кто-то просто выполняет приказ.

Гарей постоял несколько секунд, просверлив взглядом отца, а потом развернулся и вышел из дома.

— Горячее сердце храбреца сжигает врагов, но может подпалить и самого храбреца, — сказал Алб вслед, — И всех, кто ему близок…

Вздохнув, он положил руку на плечо младшему сыну, но тот отдернулся, и, выскочив, тоже выбежал. Старейшина только покачал головой.

— Ты за племя боишься, вождь, или ответственность брать не хочешь? — хмуро спросил я.

Алб посмотрел утомленным взглядом.

— Не первый раз Бобры в опасности, — он покачал головой, — Если бы я каждый раз позволял эмоциям взять верх…

— Так весь приорат в опасности, дурень, — рявкнул Губа, — О жене хоть подумай, красотка какая! А вышла за тряпку…

Комплимент в сторону его зверицы словно разбудил вождя. Тот с легкой ревностью глянул на десятника, а потом процедил сквозь зубы:

— Пойдем к реке, и спросим. Как скажет Небо, так и будет.

На улице уже стояла непроглядная ночь. Облака заволокли небо, и луна едва могла осветить ближайшие дома. Когда мы выходили из избы, Губа тронул меня за плечо и вытаращил диковатые глаза:

— Эй, Белый Волк! А ты чего это имел там в виду, за столом? Платье какое-то, мужская сила. Я тут подумал чего-то…

Я похлопал его по плечу:

— Молодец, десятник, хорошо подыграл.

Губа усмехнулся:

— Ага, подыграл… Ты в следующий раз предупреждай, а то могу и не понять.

Я почувствовал легкий холодок. Все же было что-то в его безумном взгляде пугающее — Бездны уже нет, а одержимость осталась.

***

Река сказала «да». И еще что-то такое, что старейшина стал помогать нам с большим энтузиазмом. Будто его отругали.

На этом берегу равнина тоже заросла лесом, но он не был таким плотным, как Шмелиный. Я оставил отряд в деревне, а с собой взял Губу с Зунгой, и Тружу. Вождь с сыном некоторое время вели нас вдоль реки, прямо по отвесному берегу, а потом Алб сказал остановиться.

— Я приведу воинов, — сказал старейшина, — А ты, сын, пошли со мной.

— Но, отец…

— На том берегу с тобой погибли много Бобров. Вместе со мной сейчас будешь рассказывать их женам и матерям, где они. И зачем мы берем еще воинов.

Эти слова как-то разом заставили юного Бобра ссутулиться, он даже чуть побледнел. Я усмехнулся — мне этот Алб очень не нравился, но как местный руководитель, он мыслил вполне здраво.

— Тебе быть вождем, Гарей, — строго сказал Алб.

Сын кивнул отцу, и они удалились по узенькой тропке в небольшую чащу. Их спины мелькнули возле самого обрыва, а потом исчезли за кустами, нависающими едва ли не над водой.