Фашистские самолёты улетели внезапно, оставив после себя шлейф грязно-красного зарева.
Когда погасла последняя зажигалка, Катя бессильно распласталась на крыше, подумав, что сейчас ей безразлично — жить или умереть. Из оцепенения её вывело тихое всхлипывание. Повернув голову, Катя увидела, что плачет девушка, которая ей помогала. В колышущемся свете пожара её каштановые волосы казались ярко-рыжими. Невысокая, худенькая, с остреньким носом и большими заплаканными глазами цвета крепкого чая. Она сидела с вытянутыми ногами, опираясь руками о крышу, и по щекам безостановочно катились слёзы. Под Катиным взглядом девушка попыталась улыбнуться:
— Я боюсь высоты.
— Как боишься? — поразилась Катя. — Ты же бегала и прыгала по крыше, как циркачка.
— Прыгала, а всё равно боюсь. Я вообще трусиха. Меня Лера зовут.
— А меня Катя.
Лера утёрла слёзы:
— Я знаю, ты к управхозу приехала.
В знак утешения Катя слегка сжала ей пальцы, как часто поддерживала подружку Олю, и некоторое время они обе молчали, глядя на набирающее силу кровавое зарево.
— Война… — прервала молчание девушка.
— Война… — отозвалась Катя, понимая, что в это слово вложено всё, что они могут сказать друг другу в эту минуту.
Позже Катя узнала, что бомбы ударили в Бадаевские склады с запасом продовольствия для города. Огромное зарево в полнеба стояло над Ленинградом несколько дней, а с утра по радио сказали, что вновь снижены нормы хлеба.
Первый массированный налет вражеской авиации. Воздушная тревога была объявлена в 18 часов 50 минут. На город было сброшено 12 тысяч зажигательных бомб. Особо интенсивной бомбардировке подвергся Московский район. В течение 7–10 минут на район сброшено более 5 тысяч килограммовых зажигательных термитных бомб. Были зафиксированы 144 пожара, в том числе 62 на промышленных объектах, 52 — в жилых домах, остальные в учреждениях района. Сгорели Бадаевские склады[6].
Когда Лера пришла домой после бомбёжки, то отца она не обнаружила. Домработница Нюся с бледным лицом сидела на большом бауле; эвакуированные, заселённые в дальнюю комнату, шуршали газетами, а папа исчез.
Наскоро подобрав волосы, Лера сменила разорванные туфли на целые и побежала в бомбоубежище.
Гарь на улице стояла столбом. Со стороны Бадаевских складов остро тянуло жжёным сахаром и чем-то резким наподобие кислоты. Из распахнутой двери бомбоубежища медленно, цепочкой выходили люди, и на лицах у них держалось одинаковое выражение тревоги и обречённости.
Кивнув Вере с ребятами, Лера поискала глазами отца.
— Ты Егора Андреевича ищешь? Так он завалы у соседнего дома разбирает, — сказала Вера. — А ты что, под бомбёжку попала? Платье в клочья.
Вера показала на ворот с оторванными пуговицами. Спохватившись, Лера зажала края рукой, ещё больше разорвав тонкий поплин:
— Егор Андреевич мне не нужен, я папу ищу. У него сердце слабое.
— Так он там, в убежище.
Лера спустилась вниз по ступенькам, едва не задев головой лампочку.
Когда обустраивали бомбоубежище, она помогала собирать аптечку первой помощи — Егор Андреевич попросил. Лера тогда полгорода оббегала, чтобы сделать запас синьки для дезинфекции ран.
Отца она нашла в плохом состоянии. Тихо постанывая, он лежал на лавке, крепко накрутив на руку кожаный ремень с привязанным к нему чемоданом.
— Папа, тебе нехорошо?
Отец кинул на неё быстрый взгляд совершенно здорового человека и натужно простонал:
— Да. Схватило что-то, помоги подняться.
Чтобы встать, он перекинул руку Лере за шею, но чемодан не выпустил.
— Папа, давай чемодан.
— Сам.
Выписывая ногами кренделя, папа еле-еле волочился сзади, а когда увидел вошедшего во двор Егора Андреевича, сник окончательно:
— Егор Андреевич, сердце совсем отказывает, вот-вот помру, не гони ты меня на оборонные работы, дай наряд тому, кто моложе.
От догадки, что отец симулирует, Лену кинуло в жар. Со стыда она была готова провалиться под землю, и ей показалось, что Егор Андреевич тоже угадал папин манёвр, но промолчал из жалости к ней. Хотя совесть жгла нестерпимо, она потащила папу дальше. Оставалось утешать себя тем, что совсем скоро её судьба резко изменится к лучшему. Написанное в военкомат заявление было принято.
Утро началось с воздушной тревоги. Режущие звуки пронзали воздух, вызывая ощущения сродни зубной боли. Чтобы избежать отсидки в бомбоубежище, Лера прибавила шаг.