Мера бытия

Едва мешки наполнились кочерыжками, Катя с Верой двинулись в обратный путь, нагрузившись, как черепахи.

Стоял тёплый осенний день. На заполненные людьми тротуары ветер бросал пожелтевшие листья, которые, падая, плавно кружили в воздухе, словно вальсируя под неслышную музыку.

Когда проходили мимо кинотеатра, Вера дотронулась до Катиного локтя:

— Трудно представить, что всего три месяца назад мы с мужем смотрели здесь фильм «Если завтра война», целовались и были счастливы. А теперь мне кажется, что это не артисты, а я оказалась в страшном фильме, который не закончится, даже если порвётся плёнка. Тебе хорошо, Катенька, ты одна, а у меня дети. Мне не за себя — за них страшно. И за Васю. Может быть, он сейчас под обстрелом лежит или под бомбами.

Катя поправила мешок на плече:

— Знаешь, Вера, я думала, что если бы у меня был ребёнок, братишка или сестрёнка, мне было бы трудно, но всё-таки легче. Ты понимаешь, о чём я?

— Кажется, понимаю.

Их разговор заглушил внезапный рёв фабричной трубы. Откликаясь на зов, подали голос пароходы на Неве, завыли ручные сирены, захлопали зенитки.

— Бежим скорее до ближайшего дома, — выкрикнула Катя, — там бомбоубежище!

Впереди, сзади, сбоку них тоже бежали люди. Улица пришла в движение, как разворошённый муравейник. Снаряды прицельно били по домам, вырывая из фасадов куски кипичной кладки. Где-то резко и испуганно кричал человек.

Вдоль домов метались девушки-дружинницы, регулируя поток в бомбоубежище:

— Туда, быстрее! Не задерживайтесь, товарищи!

Чувствуя, как тяжёлый мешок колотит по спине, Катя бежала сама и тащила за собой Веру, которая спотыкалась на каждом шагу. Одновременно с очередным разрывом снаряда они успели войти в бомбоубежище, забитое людьми под завязку. От удара дом вздрогнул и закачался. Грохот разрыва слился с криками людей и детским плачем. Потом снова удар и тишина.

Не успев понять, что произошло, Катя полетела куда-то вниз.

* * *

С 4 сентября по 30 ноября 1941 года город обстреливался 272 раза общей продолжительностью 430 часов. Иногда население оставалось в бомбоубежищах почти сутки. 15 сентября 1941 года обстрел длился 18 часов 32 минуты. 17 сентября — 18 часов 33 минуты.

Всего за период блокады по Ленинграду было выпущено 150 тысяч снарядов[5].

* * *

Катя с трудом открыла глаза, но ничего не увидела, потому что кругом была темнота. «Где я? Что произошло?» Она повела руками в стороны и поняла, что лежит в воде, упираясь головой во что-то твёрдое.

Инстинктивно она приподнялась, потом перевернулась на четвереньки и поползла вперёд, всё ещё не осознавая случившееся. Шлёпанье мокрых ладоней отдавалось в ушах громким эхом. Вода постепенно прибывала, и Катя вынужденно встала на колени, пригибая голову под низким потолком. Слышался нарастающий шум воды, какой бывает, когда плотину прорывает весеннее половодье.

Но где-то же должен быть выход? Опасаясь потерять направление, она стала перебирать руками по стене, чувствуя, что стало легче дышать. С каждым шагом воздуха становилось всё больше и больше. Теперь Катя двигалась вперёд уверенно и быстро.

Там, в конце пути, должен быть свет. Надо только себя заставить и не отступать, даже если больно и страшно.

Рывок, снова рывок, и вдруг, словно бы ниоткуда, раздался человеческий голос:

— Эй, есть кто-нибудь живой?! Отзовись!

— Я! Я живая! — с надеждой закричала она, предчувствуя, как чьи-нибудь руки вытащат её из этой дыры.

Остановившись, она вслушалась в тишину. Голос замолк.

Теперь уже Катя стала звать и спрашивать:

— Эй, есть кто-нибудь живой?

Напрягая слух, она спрашивала снова и снова, пока не услышала ответ, идущий оттуда, откуда она с трудом выбралась:

— Помогите!

И Катя повернула назад. Снова ладонями по стене, вода по шею, тяжёлый, густой воздух и темнота. Но где же всё-таки я?

И вдруг на неё обрушилось воспоминание о взрывах, бомбоубежище, Вере и мешке с капустными кочерыжками.

— Вера? Вера! Это ты? — закричала Катя, всем телом подаваясь вперёд в глухое, затхлое пространство.

Но вместо Вериного голоса ей ответил мужской, находящийся где-то совсем рядом:

— Помогите, пожалуйста.

— Вы где?

Воды снова стало по грудь, впору плыть. Пальцы то и дело наталкивались на какие-то тряпки, банки, куски дерева. Скользкий комочек шевельнулся под её пальцами, пискнул и остренько укусил. Катя поняла, что это крыса, и передёрнулась от отвращения, потому что крыс всегда боялась.

Перебарывая страх, она ещё раз спросила:

— Вы где?

Неожиданное прикосновение к плечу заставило её шарахнуться в сторону, но Катя тут же опомнилась и вздохнула с облегчением. Теперь она была не одна.

Судя по голосу, мужчина, барахтавшийся рядом, был совсем молодой. Придержав Катю за рукав, он сказал:

— Я за что-то зацепился и не могу вырваться.