Мера бытия

Катя чувствовала, что пора прощаться, но уходить не хотелось. Желая растянуть время, она посмотрела на радио:

— Зачем стучит в ретрансляторе?

— Метроном стучит. Приборчик, вроде часов. Говорят, им музыканты пользуются. Я сам-то не видел. Это чтоб население знало, что радио работает. Круглосуточно диктора не посадишь, им тоже спать надо, — охотно откликнулся Егор Андреевич. — В Ленинграде по указу запрещено радио выключать, чтоб народ вовремя оповестить о воздушной тревоге. Медленно стучит — отбой, а быстро — значит, жильцам бежать в бомбоубежище, а мне крутить ручную сирену. — Кивком головы он показал на стойку с двумя металлическими дисками, к которым была приделана изогнутая ручка.

Прежде Катя никогда не видела ручных сирен, хотя сегодня на улице слышала её пронзительно режущий звук, как будто на крыше амбара истошно орут одновременно тысяча мартовских кошек.

Интересную конструкцию она осмотрела с интересом:

— Я бы покрутила.

Брови Егора Андреевича сошлись к переносице:

— Ещё наслушаемся. Печёнкой чую — скоро придётся ручку день и ночь крутить при бомбёжке, — в сердцах он стукнул кулаком по коленке, — бомба — это тебе не игрушка. Хотя откуда тебе знать — молода ещё.

— Я знаю, — непослушными губами сказала Катя. — Нас много бомбили на окопах. И из пулемёта фашистские лётчики стреляли. Маму убили.

Стараясь спрятать чувства, она поспешно схватила чашку с чаем и отпила большой глоток. Остывший чай приятно охладил горячее горло и помог прийти в себя.

Она вопросительно взглянула на Егора Андреевича:

— Спасибо вам большое. Я пойду?

— Как это пойдёшь? — Голос Егора Андреевича дрогнул от возмущения. — Куда это ты наладилась?

— Туда, — Катя неопределённо махнула рукой в направлении двери и подняла саквояж, готовая шагнуть за порог.

— А ну, сядь! — короткий приказ пригвоздил её к месту.

Она села послушно, как школьница. Всё равно идти некуда.

Егор Андреевич встал, поправил на окне светомаскировку, а потом опять вернулся на место и смущённо кашлянул:

— Короче, вот такое дело — вдовый я, — сплетя руки, он покрутил большими пальцами, — и детей нет. Круглосуточно на работе. Война. Надо быть на посту. Улавливаешь, куда я клоню?

— Нет, — честно ответила Катя, — не улавливаю.

— Эх, ты! А я думал, ты сразу угадаешь, что я предлагаю тебе в мою комнату заселиться, потому что в остальном доме уже густо беженцев натолкано. Пятнадцатая квартира, куда ты ходила, осталась свободна, но на завтра я её уже семье с Кировского завода обещал. Там теперь почти фронт.

Катя потеряла дар речи. Молчала и только глазами хлопала, не зная, что ответить и как благодарить. Пока она собиралась с мыслями, Егор Андреевич достал толстую тетрадь и надел очки:

— Давай твой паспорт, впишу тебя в домовую книгу, а завтра зарегистрируешься у участкового и получишь карточки. Авось не пропадём, Бог милостив.

* * *

24 августа 1941 года.

39-й моторизованный корпус армии вермахта захватил станцию Чудово и перерезал железную дорогу Москва — Ленинград.

27 августа

Утром немецкие танки и мотопехота атаковали позиции 48-й армии по всему фронту и вынудили её к беспорядочному отходу. В 12 часов прервано железнодорожное сообщение по линии Сонково — Мга.

28 августа

В 12 часов противник почти без боя занял Тосно, оттеснив к северу части 70-й стрелковой дивизии, захватил Саблино, а к 20 часам достиг посёлка Красный бор, продвинувшись за сутки на 30 км. От Ленинграда его отделяло всего 30 км.

29 августа

Войска противника захватили станцию Мга, перерезав Северную железную дорогу. Утром через станцию прошли последние два железнодорожных состава из Ленинграда.

30 августа

Головные дивизии 16-й немецкой армии, внезапно свернув с Московского шоссе, ворвались в Усть-Тосно и Ивановское и вышли к Неве. Таким образом враг перекрыл последние (прямой водный и железнодорожный) пути сообщения Ленинграда со страной.

* * *