Мент. СССР

Известие о том, что я на несколько дней отлучаюсь из семьи, Настю не обрадовало. Я честно сказал, что отправляюсь на задание, что буду в Москве, но где именно — категорически отказался говорить.

— Не переживай, так надо! Со мной всё будет в порядке!

— Смеёшься? — выдохнула Настя. — Как я не могу переживать, когда ты, раненый, снова за своими бандитами гоняться собрался.

— Там, где я буду, мне придётся совмещать сразу два дела: и лечиться, и урок ловить, — слегка приоткрыл я завесу над «военной тайной».

Настя всхлипнула и стала собирать мне вещи.

Утром, перед тем как отправиться в больницу, я проинструктировал моих насчёт Варвары. Дамы у меня были не только самые лучшие, но и умные, быстро уловили суть.

Поцеловав законную супругу, я сел на трамвай и поехал на Яузскую.

Поспать толком этой ночью мне не удалось (всё-таки медовый месяц), я откровенно зевал всю дорогу под отнюдь не мерное раскачивание вагона. Состояние путей в Москве начала двадцатых, мягко говоря, оставляло желать лучшего, и лучшее это наступит ещё не скоро.

Народу в вагоне набилось как сельдей в бочке, ведь трамваи ходили в час по чайной ложке и потому не могли вместить в себя всех желающих. Дородная кондукторша с огромным трудом протискивалась между нестройными рядами пассажиров, то и дело ругаясь на тех, кто высовывался в окно или висел, ухватившись за поручни.

Если хорошенько посмотреть назад, можно было увидеть довольно распространённых ещё в моё время «зацеперов» — граждан, которые с риском для жизни, ехали на трамвае, уцепившись за буфера. Я, конечно, понимаю, что экономика, особенно семейная, — должна быть экономной, но не до такой же степени. Совсем недавно довелось читать милицейский протокол о таком вот «каскадёре», что сорвался с буфера и, ударившись о трамвайный столб, разбился насмерть. К протоколу прилагалась и весьма неаппетитная фотография пострадавшего.

Когда вышел на остановке, чудом спас от верной гибели молодящуюся дамочку в дорогой шубке. Та споткнулась на возникшей возле рельсов натоптанной наледи и не едва не оказалась на пути у встречного трамвая.

Вместо «спасибо» дамочка что-то презрительно пробормотала в мой адрес и побежала к задним дверям — передние предназначались только для выхода пассажиров.

— Не за что! — произнёс я вслед и потопал к видневшейся неподалёку больнице.

Выглядело здание «Медсантруда» роскошно и тянуло по меньшей мере на дворец: вход-портик с колоннами, стилизованными под древнегреческие (я насчитал шесть штук), лепнина, по бокам два флигеля. Ну а чугунная ограда с парадными воротами, украшенными фигурами львов, вообще заставила подумать, будто я не в первопрестольной, а где-то посреди Невского проспекта. Картину дополняли санитарные повозки, многочисленные больные, их родственники, люди в белых, не всегда чистых халатах, какие-то рабочие, что с задумчивым видом разглядывали груду битых кирпичей.

Спасибо Трепалову, он заранее договорился о моей встрече с главврачом, иначе мне вряд ли бы удалось найти этого вечно занятого человека.

Само это лечебное заведение было ведомственным для наркомата внутренних дел, так что люди в форме тут попадались часто. Собственно, Губан тут и оказался потому, что при нём нашли удостоверение сотрудника МУР. Ну, а я по легенде должен был изобразить недовольного жизнью бойца ЧОН, которого поранили в пьяной драке. Поскольку я был не только пострадавшим, но и зачинщиком, ждали меня далеко не самые приятные последствия.

При таком раскладе у меня появлялись некоторые шансы побыстрее стать своим для Губана. Чтобы побыстрее унести ноги из больнички, тому обязательно потребуется помощь. Со своими связаться не получится, значит, остаюсь я.

А дальше… Дальше всё было довольно туманным.

Чутьё у типов вроде Губана обостренно до предела, любые фальшивые нотки заставят его насторожиться, так что мне предстояло пустить в ход всё своё актёрское мастерство и опыт оперативной работы. Благо хоть урку не надо отыгрывать, Губан бы раскрыл меня на раз-два.

С этими далеко не самыми приятными мыслями я зашёл в палату, где лежал подраненный бандит, в сопровождении немолодой санитарочки, которую все звали Клавдией Макаровной.

Фотографию Губана мне показали перед операцией, потому мне не доставило большого труда опознать его в этом грузном мужчине лет тридцати с серым, нездорового цвета лицом. Судя по закрытым глазам и отсутствию всякого внимания к появлению нового человека, в сознание он так и не пришёл. Ничего страшного, мне обещали, что скоро больной «оклемается».

В палате кроме нас лежало ещё четверо, однако главврач сделал так, чтобы моя койка оказалась рядом с кроватью Губана.

Клавдия Макаровна помогла расстелить казённое постельное бельё и ушла. Я кивнул, здороваясь с соседями. Больничная пижама пахла не то хлоркой, не то карболкой (свои вещи пришлось отдать кастелянше), вдобавок была несколько не по размеру: при любом движении трещала чуть ли не по швам.