Тонко знавший банковскую политику, организованный, с чутьем, работавшим как хороший локатор, и цепким умом, Хейворд начал планировать свою кампанию еще там, в конференц-зале.
Во-первых, необходимо было срочно созвониться со всеми членами Совета директоров, причем Роско Хейворд был намерен звонить, соблюдая строжайшую тактическую очередность. Он положил перед собой телефонный список и строго-настрого приказал секретарше ни с кем его не соединять. Кроме, разумеется, лиц с вопросами, не терпящими отлагательства. Помимо этого, он распорядился не пропускать к нему в кабинет никого из рядовых сотрудников.
— Дверь должна быть закрыта, — сказал Хейворд.
С традицией «открытых дверей» в ПКА, традицией, которая уходила корнями в прошлое столетие и тщательно соблюдалась Беном Россели, пора было кончать. Ну, а уж в данный момент изолироваться от всего — самое главное…
Хейворд заметил на утреннем заседании, что из всего Совета директоров Первого Коммерческого банка присутствовали только двое, да и те были личными друзьями Бена Россели. Вероятно, поэтому они и были приглашены. А это означало, что остальные пятнадцать членов Совета до сих пор пребывали в блаженном неведении относительно приближающейся смерти президента. Хейворд торопился сделать так, чтобы все пятнадцать получили это зловещее известие лично от него.
Таким образом, решил Хейворд, он приобретет два немаловажных преимущества. Первое: потрясающее и неожиданное известие, поступившее непосредственно от него, установит некий инстинктивный союз между ним, Роско, и любым другим человеком, которому он передаст это известие по телефону. Второе: некоторые директора, возможно, будут обижены на то, что Россели не счел нужным известить их заранее. Особенно если учесть, что рядовые сотрудники узнали о случившемся раньше, чем они. И Роско Хейворд был намерен на этом недовольстве сыграть.
Раздался звонок. Секретарша соединила Хейворда с первым в его списке членом Совета директоров. Затем последовал еще один звонок, и еще один. К сожалению, не все в этот момент оказались на месте. Но Дора Каллагэн, его опытная и преданная помощница, ухитрялась разыскать даже тех, кто выехал за город.
Примерно через полчаса после того, как был сделан первый звонок, Роско Хейворд вводил в курс событий достопочтенного Гарольда Остина.
— Мы все тут, в банке, конечно, ужасно взволнованы и огорчены, — говорил Роско. — То, что Бен сказал нам, просто невероятно, это какая-то фантастика!..
— Боже! — только и вымолвил Остин, причем голос его в телефонной мембране словно выражал все отчаянье, на которое способен человек.
Гарольд Остин был подлинным, что называется, столпом города, старожилом в третьем поколении. Когда-то, очень давно, он прослужил один срок в Конгрессе, отчего и приобрел право на титул «достопочтенного» Гарольда Остина. Он очень любил, когда к нему обращались именно так. Теперь он владел крупнейшим рекламным агентством в штате и был ветераном в Совете директоров, пользуясь довольно сильным влиянием в этом солидном органе.
Расчет Роско Хейворда был верным. Намек на то, что он не без умысла поторопился лично сообщить Остину о скорой смерти старого Бена, затронул именно ту сторону, на которой и хотел сыграть Хейворд.
— Я, конечно, понимаю, что все очень сложно, — с чувством говорил Хейворд, — но, честно говоря, кое-что показалось мне весьма необычным. Да, да… Весьма! Больше всего я озабочен тем, что в первую голову Бен не поставил в известность членов Совета директоров. А на мой взгляд, так только и следовало поступить. Поймите меня правильно: поскольку никто из них еще ничего об этом не знает, я считал своим долгом проинформировать вас и всех остальных немедленно…
— Я полностью согласен с вами, Роско, — с не меньшим чувством прозвучал в ответ голос Остина в мембране. — Я считаю, что нас должны были поставить в известность в первую очередь, и я очень благодарен вам за то, что вы вспомнили о нас.
— Спасибо, Гарольд. В такое время никто не знает, что лучше. Ясно одно: кто-то должен взять в свои руки бразды правления.
Обращение по имени к своим коллегам Хейворду всегда давалось легко. Он, впрочем, и сам был из здешних старожилов и чувствовал себя как рыба в административных волнах штата. Он входил в «истэблишмент», или, если хотите, был равным членом того кружка, который в старину в Англии называли «компашкой старых ребят». Его личные связи выходили за пределы штата, тянулись в Вашингтон и кое-куда еще. Хейворд гордился своим социальным положением и дружбой со многими высокопоставленными лицами. Он любил напоминать людям о своей родословной, уходившей к одному из отцов-основателей, подписавших Декларацию независимости. Продолжая разговор, он сказал:
— Есть еще одна причина, в силу которой я счел необходимым осведомить членов Совета. Она заключается в том, что печальная новость относительно Бена распространится мгновенно и наверняка плохо отразится на делах всего банка.