Патрик насмешливо посмотрел на друга, думая, что тот решил подшутить. Он хотел сказать Коромыслу, что шутка неудачная, но глаза Сеньки были строгими и серьезными. В них не было ни намека на розыгрыш. Патрик понял, что Коромыслин говорил серьезно, но ведь этого не могло быть! Он был в ту ночь в парке. Он нарисовал девочку. Он сделал голографию с рисунка. Он следил за красным шейным платком, а потом попал в полицию. Всё это было!
— Что ты такое говоришь? — спросил Патрик. — Я там был! Я
— Ты
Патрик раскрыл рот от изумления. Этого не могло быть! Это чертовщина какая-то!
— Ты сказал, что не решился пойти в парк, что ты внял моим доводам, что я был прав, когда говорил, что быть такими, как все, не велика заслуга. Что Клуб это не то место, куда надо стремиться попасть.
— Этого не может быть! — снова пробормотал Патрик.
— Потом ты хотел показать мне свой новый рисунок, — невозмутимо продолжал Сенька, — который ты сделал перед моим приходом. Мы прошли к тебе в комнату. И ты мне его показал. Ты нарисовал девчонку. Красивую, надо сказать, с голыми ногами. Она сидела, обняв коленки, и плакала. Мне очень понравился рисунок. О чем я тебе и сказал.
— Нет! Нет… Я был в парке! — бормотал как заведенный Патрик.
— Ты попросил меня забрать этот рисунок. Я так и не понял, почему. Но послушался. Вот, посмотри!
Коромысло раскрыл магнитные зажимы рюкзака и достал папку с рисунками. Сенька всегда таскал эту папку с собой. Он, как и Брюкнер, любил рисовать. Вытащив из папки лист плотной бумаги, он протянул его Патрику. Тот взял лист дрожащими руками и увидел на нем свой рисунок, который он сделал на кабине лифта. Но это было невозможно! Рисунок никак не мог оказаться на листе бумаге. Он был меньше, чем тот, который остался на лифте, но даже в самых тонких линиях и деталях повторял картинку-граффити. Утраченная мечта вернулась, хотя это и было невероятно. Патрик вглядывался в рисунок, и чем больше смотрел, тем больше убеждался в том, что рисунок сделан им, только он никогда не рисовал его. Это за километр воняло абсурдом!
— Можно я его возьму? — осторожно спросил Патрик.
— Конечно, это же твой рисунок, — согласился Коромысло.
На последние занятия Патрик не пошел. Он с трудом высидел астрономию, испытывая жуткий зуд от желания вытащить из рюкзака рисунок и изучить его, и как только головизор вышел из режима «учитель», предварительно попрощавшись с учениками, Патрик сорвался с места. Он покидал учебники в рюкзак и вылетел за дверь, по пути сбив Сеньку, который, ничего не понимая, пытался выяснить, что в голове у его друга.
Домой Патрик не поехал. Дома была мама, а уж она непременно поинтересуется, почему он явился из школы на сорок минут раньше. Любая попытка сочинить легенду об отмененном уроке, после того как он провел ночь в полицейском отделении, тут же будет проверена одним звонком в школу или родителям Коромысла. Патрику требовался покой, а не новая головная боль.
Отойдя от школы на безопасное расстояние, он остановился и задумался. Он долго решал, куда податься, и в конце концов поплелся к аэробусной остановке. Дождавшись капсулы, которая плавно опустилась на магнитную платформу, где стояли люди, он вошел внутрь, оплатил проезд и занял кресло у окна. Окно, аэробус, окружающие люди и конечная остановка волновали его мало. Патрик тут же раскрыл рюкзак и вытащил рисунок. Впившись в него глазами, он стал изучать каждый штрих, каждый нюанс, любое изменение краски и тонов, положение фигуры и выражение лица девочки. Потратив десять минут на изучение рисунка, Брюкнер вернул его в папку, а папку положил в рюкзак. Сомнений быть не могло. Рисунок сделал он, но Патрик был уверен на все сто процентов, мог поспорить на содержимое Форт-Нокс, что не рисовал девочку