Меня зовут Виктор Крид

И это была одна из главных причин отсутствия с её стороны «инициативы» во время первого госпереворота. Хотя, это для меня он был «госпереворот», для всех остальных — было решение экстренного Пленума ЦК КПСС. Законное. Легитимное. В связи с внезапной кончиной Генерального Секретаря. Сердце у того, понимаешь, прихватило. Причём, сначала прихватило, а потом начались волнения из-за отсутствия у него готового преемника.

Честно говоря, я даже не знаю: естественная это была смерть, или ему помогли. Не стал интересоваться. Меня переклинило от фамилии «Горбачёв». Сразу. И напрочь.

Как же мне хотелось его удавить прямо там, в зале собраний ЦК. Войти, молча протопать через весь зал. Подняться на сцену. Подойти. Остановиться. И, ни слова не говоря, свернуть ему шею. После чего так же молча спуститься со сцены и выйти из зала.

Очень хотелось. Буквально ладони чесались, почувствовать под пальцами его хрупкую шейку. Но Должность ИО не позволяла.

А попросить Петю… Ну или кого-то ещё, из Нулевого Поколения… Можно было. И, уверен, мне бы не отказали. Достаточно было бы даже не просьбы, а лишь намёка. Фамилии и взгляда, чтобы тем же днём Меченного не стало. Вот только, что дальше?

Наташа — вне игры. Петр недостаточно жесткий (хотя странно так говорить о человеке из живой стали). Сам я не могу возглавить страну по понятным причинам, да и не хочу. Если бы хотел, то сделал бы это ещё в восемьдесят первом, после смерти Сталина.

А других людей, на кого бы я мог перекинуть такую ношу, имея хоть какую-то уверенность в том, что они справятся, у меня на примете не было. Тем более, что в стране уже назревал взрыв. Я его чувствовал, как чувствуют кошки, подступающее землятресение.

Скользнула, конечно, шальная мысль — посадить в это кресло Лукашенко… но, как скользнула, так и проскользила дальше.

В тот день я не сделал ничего. Ничего… В глаза жене посмотрел. Покачал на руках Вику. Заглянул к Наташе в род дом, где она лежала «на сохранении», справился о её состоянии. Узнал прогнозы по срокам.

Подрался с Финой. После решения проблемы с «Махд Вири» мы часто с ней спарринговались. И это была уже не та безумная рубка, что раньше, теперь мы действительно учились друг у друга, помогали становиться сильнее.

А потом я остался один. В зале для медитаций Московского Храма Агамотто, который всё-таки был построен. С «Глазом Агамотто».

Я не люблю магию и не доверяю магии. И с этим ничего не поделаешь. Но бывают моменты, когда приходится наступать себе, своим хотелкам на горло. И это был именно тот момент.

Первый раз я пользовался «Глазом» для прозрения вариантов будущего… самостоятельно. По своей инициативе. Без присмотра Суо.

И я смотрел. Смотрел вперёд. Смотрел назад. Листал перья веера вероятностей, что пушился всё сильнее и становился объёмнее с каждым прокрученным вперёд мгновением.

Смотрел. На то, что было бы, убей я Меченного. Что было бы, сделай я это не своими руками. Возглавь я страну в восемьдесят первом. Возглавь я её сейчас, наплевав на своё ИО. Сбрось я с себя ИО. Не вмешайся я вообще… тогда, в пятьдесят первом.

Я много чего посмотрел. Я три дня сидел в неподвижности, блуждая по вероятностям.

На утро четвёртого дня, встал с места, закрыл «Глаз» и пошёл на тренировку в Центральный Спорткомплекс Федирации.

А Меченный остался жив.

* * *

Он, кстати, приходил ко мне потом сам. Наносил визит вежливости.

Его телохранители, да и вся охрана со всеми сопровождающими, вымелись из малого борцовского зала, куда он ко мне заявился, стоило мне лишь зыркнуть на них. А следом за закрытием двери, вокруг моей руки возникли конструкты, складывающиеся в плетение, что при активации, разошлось волной по помещению, застывая тонкой прозрачной но совершенно непроницаемой для чужого внимания плёнкой, обеспечивающей нам приватность… Даже от таких умельцев в обращении с Двойным Кольцом, как Суо.

И мы поговорили. И Меченный вышел из этого зала живой. Более того, ещё не раз приходил.

* * *

Суо — жестокий учитель. Жестокий, безжалостный, но эффективный. И очень, очень, очень-очень терпеливый.

Да — она выстроила ситуацию специально. Вот только, начала она её выстраивать не в семьдесят шестом, как я думал до этого. А в пятьдесят третьем.

В тот момент, когда я оставил папку с работой Эрскина на тумбочке Вождя. В тот момент, я взвалил на себя задачу. Задачу, охватывающую всю Землю. Всё Человечество, а не одну какую-то страну.

Я не понял этого тогда. Я был слеп, безответственнен и наивен. Я полагал, что, отдав эту папку, сбросил с себя ответственность. Но это была ошибка. Всё было диаметрально наоборот: именно в тот момент я на себя эту ответственность взвалил. Сбросил бы я её, если бы сжёг, к Дзену, эту папку. Или оставил навсегда лежать в той ячейке, выбросив ключ.

Но я не сжёг. И не выбросил.

Первым уроком Суо был Сталин с его встречей в Камар-Тадже. Да. Это она сдала меня Иосифу Виссарионовичу.

В тот раз, я осознал ответственность за Советы.