Меня зовут Цюй Пэн

От компота я отказался и подождал, пока Григорьев разделается с антрекотом.

– Не ожидал увидеть вас так скоро. Есть прогресс? – поинтересовался он, отодвинув пустую тарелку.

– Так, – уклонился я от прямого ответа. – Наметки разные. Вы не могли бы предоставить мне видеозаписи из лаборатории?

Григорьев промокнул губы салфеткой.

– Я бы с радостью, но это невозможно, – ответил он. – Видеозапись в лаборатории не ведется из соображений секретности.

Не могу сказать, что его ответ меня сильно удивил. Стали бы они меня нанимать, если бы знали, что произошло в лаборатории.

– Но вы, конечно, лабораторию досконально осмотрели? – предположил я.

– Разумеется. И не один раз.

– И ничего полезного не нашли?

– Увы, – признал Григорьев, скривив рот.

– Не поймите меня превратно: я не сомневаюсь в компетентности вас и ваших сотрудников, но хотел бы лично осмотреть лабораторию.

Он сложил руки на животе и покрутил большими пальцами.

– Может быть, это и неплохая идея. Свежий, непредвзятый взгляд, верно? – сказал Григорьев по итогам своих размышлений и решительно поднялся. – А вот от компота, Александр, вы отказались зря.

Заместитель Левицкого успел поднять крик, почему постороннее лицо находится в лаборатории, но господину Григорьеву хватило лишь строгого взгляда и приподнятой брови, чтобы рассерженные вопли угасли.

– Нет, ну если такое дело, тогда пожалуйста, – пробормотал заместитель Левицкого и постарался слиться с окружающей обстановкой.

– А где остальные сотрудники? – поинтересовался я у Григорьева.

Заместитель Левицкого успел вздохнуть.

– Эксперименты приостановлены до выяснения всех обстоятельств. Поэтому делать тут особого нечего, – объяснил начальник службы безопасности.

В общем и целом, обстановка в лаборатории мне была знакома по воспоминаниям Левицкого, но некоторые мелочи отличались. С мнемокартами часто так бывает.

– Это рабочее место Левицкого? – на всякий случай уточнил я, остановившись у расчищенного стола, опутанного ограничительной лентой с логотипом корпорации «Заслон».

Григорьев кивнул.

– Могу я присесть?

Несколько мгновений он колебался.

– Наверное, хуже не будет, – все же согласился начальник службы безопасности.

Кресло с готовностью подхватило мое тело и в считанные секунды адаптировалось: упор выровнялся под поясницу, обеспечивая анатомически правильный изгиб позвоночника и снимая лишнюю нагрузку на мышечный корсет.

У меня не было идей, где искать, тем более при наличии двух пар любопытных глаз, и я стал тянуть время.

– Вы позволите? – вновь обратился я к Григорьеву, взявшись за ящик рабочего стола Левицкого.

Возражений не последовало.

Он наблюдал, как я ковырялся в содержимом ящика. Там и правда не было ничего интересного. Выцветший мячик для тенниса, несколько высохших авторучек, разрядившийся планшет с экраном, покрытым паутиной тонких трещин. Еще обнаружились интерактивные визитки каких-то китайцев со множеством ученых степеней, старомодные канцелярские скрепки, вырванный листок из блокнота со множеством цифр и математических выражений, которые с моими познаниями больше напоминали тайнопись.

– Я, пожалуй, пойду, – надоело ждать Григорьеву. – Александр, если найдете что-то интересное – милости прошу.

– Само собой, Михаил Юрьевич.

Массивную огнеупорную дверь, ведущую в соседнее помещение, перекрывали наклеенные крест-накрест ленты. За ней находилась не только экспериментальная установка, но и рабочий терминал доступа к ИИ. Вряд ли заместитель Левицкого не станет препятствовать, если я попробую туда войти.

Что же делать, что же делать…

И тут произошло нечто необъяснимое: как будто лаборатория вокруг меня выпала из фокуса, размылась, сдвинулась куда-то в сторону в пространстве-времени, стала почти нереальной, ускользающей, испаряющейся; на секунду я даже испугался, что лаборатория исчезнет и я останусь в полной пустоте. Или даже хуже – тоже исчезну вместе с ней. Но я не исчез, и размытая лаборатория тоже оставалась здесь и сейчас, пульсируя в такт ударов моего сердца. Может, у меня приступ? Предупреждали же, что у дешифровщиков мнемокарт повышенный риск инсульта. Пытаясь найти хоть какую-нибудь деталь, за которую можно уцепиться в этом странном мире, превратившемся в репродукцию безумного импрессиониста, я вдруг уперся взглядом в выцветший теннисный мяч. По непонятным мне причинам, только он казался реальным объектом в эти мгновения. Тогда я подумал, что дело не в инсульте.

Вопреки обыкновению, Настя ошивалась в нашем офисе. Плохой знак: это значит, что моей агентше нечем заняться, а она больше всего ненавидит, когда ей нечем заняться.

– Ты чего такой довольный? Клиент переводит оставшуюся часть гонорара? – оживилась она.

Я выдержал паузу.

– Что, неужели уже перевели? А почему я не в курсе? – всполошилась Настя и полезла проверять смарт.

Потыкав пальцем в экран, она скуксилась.

– Фу таким быть, Саша, – с укором сказала она. – Зачем обманываешь бедную старую женщину?