Меня зовут Сол

Пеппа то и дело просыпалась, смотрела на меня и снова закрывала глаза. Иногда она несла какую-то фигню, я ни слова не понимала. Я попыталась напоить ее водой, но она не стала пить и снова заснула.

Я подложила в костер дров, пошла и принесла еще. Потом сняла с Пеппы повязку. Красные линии тянулись вверх по руке, царапины гноились, а кожа вокруг них распухла и покраснела.

Я снова очистила царапины, продезинфицировала их йодом, а она даже не проснулась. Потом я положила на царапины вату и забинтовала руку. Пальцы у нее тоже распухли и покраснели, а красные линии сделались темнее. Я поняла, что это заражение от укуса щуки, и решила дать ей амоксициллин — это такой антибиотик — а потом следить, чтобы она лежала в тепле и много пила.

Мне пришлось ее потрясти. Она открыла глаза и посмотрела на меня мутным взглядом, словно пьяная. Она вся была мокрая от пота, мерзла и дрожала. Я надела на нее красный свитер — сама она не смогла, — заставила ее сесть и проглотить таблетку. Потом я завернула ее в одеяло и села рядом.

— Я заболела, — сказала она.

— Я знаю, но ты поправишься. Ты заразилась от укуса щуки, но я дала тебе антибиотики.

— Круто. — Она улыбнулась и заснула снова.

Сегодня было холоднее. Солнце уже встало, но листья вокруг нашего лагеря покрывал иней. Щука вся почернела от дыма. Из нее капала какая-то белая жидкость и с шипением испарялась. Кожица стала хрустящей, и из-под нее виднелось белое мясо.

Я вскипятила чайник и приготовила нам обеим чай. Молоко кончалось. Пеппа не хотела чаю, но попила воды. Она скинула с себя одеяло, и я снова положила ей на лоб тряпку. Лоб был горячий.

Потом она заснула, и я прикрыла ее потеплее. Я сидела с ней уже несколько часов. Вставала только подкинуть дров в костер и пописать. Если бы у меня был телефон или планшет, я бы поискала информацию об укусах щук, узнала бы, какие у нее на зубах бактерии и как их убить. На пачке амоксициллина написано принимать по таблетке два раза в день, а у нас осталось три таблетки.

Ни планшета, ни телефона у меня не было, а чтобы выйти в Интернет, пришлось бы опять ехать в библиотеку. Бросить Пеппу одну я не могла. Через пару часов она проснулась и попросила воды и вообще выглядела как-то поживее. Она даже сказала, что голодная, и я дала ей солонины и фасоли. Потом я вскипятила чайник и заварила ей чай из сосновых иголок, потому что они содержат витамин С. Я добавила сахара, так что получилось неплохо.

Я снова размотала повязку. Рука распухла еще сильнее, гноя стало больше, и красные линии тоже никуда не делись. Я очистила раны, и Пеппа снова заорала, когда я залила их йодом. Она уже была не такая горячая, но очень устала, так что снова заснула.

Я сидела и думала, что теперь делать. Я предвидела что-то подобное, когда брала антибиотики, но их было мало, и я не знала, хватит ли четырех таблеток. Укус щуки я точно не предусмотрела, но была уверена, что проблема в нем.

* * *

Я всегда ухаживала за Пеппой, когда она болела, давала ей калпол, если у нее резались зубы или поднималась температура. Мне было всего четыре, но Мо ею не занималась. Иногда она валялась пьяная, а иногда начинала паниковать и рыдать, если мы заболевали или, скажем, царапались. Потом она все равно напивалась и засыпала.

Когда она получила письмо, что меня переводят в группу для уязвимых учеников, она тоже паниковала, потому что решила, что я отсталая. Меня перевели туда после седьмого класса, потому что я плохо писала. В смысле, буквы и слова. Читала я хорошо, но писала реально, как отсталая. Когда я думала, все было нормально, но слова получались кривые, с ошибками и вообще как будто на другом языке. Иногда я что-нибудь писала и уже через пять минут не могла сама прочитать, что уж о других говорить. На компьютере выходило лучше, но все равно иногда я делала тупые ошибки. Пеппа писала хорошо, без всяких ошибок. Я видела два письма обо мне. В одном было сказано, что у меня интеллект выше среднего, но я страдаю от дислексии и не способна распознавать фонемосочетания. В другом — что у меня очень высокий интеллект, и я хорошо читаю для своего возраста, но у меня когнитивное нарушение, которое не дает мне запоминать, как пишутся слова. Там было написано, что мне нужны репетиторы и ассистент на экзаменах.

Я думаю, что не могу нормально писать и страдаю дислексией, потому что я левша. Статистически девочки-левши чаще всего бывают дислексиками, наверное, потому, что у нас мозг работает совсем по-другому.

Еще меня перевели в эту группу, потому что я никогда не улыбаюсь, таращусь на людей, и другие дети считают меня странной. Учителя боялись, что меня будут дразнить в средней школе, где куча народу, что-то типа двух с половиной тысяч учеников. В письме было сказано, что я замкнутая, социально изолированная и не хочу заводить новых друзей. И правда. Я такой и была. И такой осталась.

У меня не было друзей в школе, а Пеппа пока ходила в началку. Я перестала дружить с Мхари, когда мне было десять лет, и она стала гулять с двумя другими девочками, которые считали меня странной и жили далеко от нас.