Меня зовут Космо

Оставшаяся часть занятия проходит в лихорадочной дымке, но мне всё же удаётся связать вместе два движения — это первый этап нашего танца. Элвис тоже осваивает марш; когда мы уходим из клуба, я вижу уголком глаза, как он аккуратно шагает по комнате. Он сомневается в себе — это сразу видно по тому, как он сомневается каждые несколько шагов, — но он прирождённый танцор. А вот Нудлс — его полная противоположность. Даже жираф бы понял, что она не умеет подчиняться простейшим командам! Хотя в её смелости есть что-то особенное, что-то, что может понравиться судьям.

— У тебя сегодня хорошо получалось, — говорит мне Макс тем вечером. — Эй, ты слышал, Грета сказала, что на соревнования придёт кастинг-директор? Он будет оценивать нас вместе с судьями. Нам нужно усердно тренироваться.

И в дни перед Рождеством мы тренируемся каждое утро. Мы не даём себе спуску. Дядя Реджи пьёт кофе, Макс носит печенье, а у меня получается всё лучше и лучше: шаг за шагом, трюк за трюком, целеустремлённо. Вскоре я уже даже могу трясти задом по команде! Я могу качать головой в ритм. А больше всего меня удивляет, что тренируют не меня — точнее, не только меня. Мы с Максом тренируем друг друга.

«Кружись!» — говорю я.

И он кружится.

— Трясись! — говорит он.

И я трясусь.

Дядя Реджи удивлён тем, как быстро я всё схватываю, но я точно знаю: Макс понимает, что́ стоит на кону, если я проиграю. Он помнит, как я обнюхиваю его уши ночью и смотрю запуски ракет на его ноутбуке; как мы вместе ездим в бургерную, и незнакомцы суют в окно нашей машины пакеты с едой, и он кормит меня маленькими кусочками мяса с ладоней. Эммалине исполнится шесть, а потом семь, Максу тринадцать, а потом четырнадцать — а я этого не увижу. Если нас разлучат, я ничего из этого не увижу.

— Я тут смотрел ещё соревнования на «Ютубе», — как-то утром говорит Макс. — И многие собаки подпрыгивают, вот так. Попробуем это движение?

Дядя Реджи говорит:

— Давай.

Мы сначала учимся приседать, а потом уже подпрыгивать. Макс показывает: его ноги отталкиваются от земли, а дядя Реджи поднимает вкусняшку в небо. Я, естественно, пытаюсь её достать — тянусь, тянусь, тянусь. Обе мои передние лапы отрываются от земли. Всего на секунду.

Но это славная секунда.

В танцах главное — повторение. Неважно, правильно ли ты выполнил трюк с первого раза. Главное — постоянно выполнять его правильно, чтобы быть готовым к соревнованиям. Не нужно даже думать: твоё тело и так уже знает. Мы повторяем этот прыжок много раз, а потом втроём растягиваемся на траве и смотрим, как солнце всё ярче освещает небо. Асфальт в это время дня холодный, и мне нравится лежать на траве, а головой на тротуаре.

— Признаюсь, — говорит дядя Реджи, приподнимаясь на локтях, — Космо меня впечатлил.

— Да? — спрашивает Макс.

— Да. Но не удивляйся, если скоро всё пойдёт уже не так гладко. Он за последнюю неделю узнал где-то пять новых движений. Вскоре память может начать подводить.

— Ох, — говорит Макс, закусывая губу. — Ладно.

Мы ждём. Ждём, пока всё не зальёт светом. А где-то по соседству завывает бордер-колли.

14

Чем больше мы танцуем, тем отчётливее я ощущаю перемены в семье, пусть и небольшие. Теперь у нас на кухне в основном пахнет ростбифом, а с утра в коридоре звучит раскатистый смех дяди Реджи. Мне нравится, как аккуратно он складывает своё одеяло на диване. Индюшачьего бекона под третьей подушкой уже нет, но я рад, что он его нашёл — что мне удалось поделиться с ним чем-то настолько особенным.

С утра мы с Максом работаем над движениями — скольжением, перекатом; ещё я учусь не сводить взгляда с руки во время танца.

— Вот сюда, — говорит он, проводя между нами невидимую линию. — Смотри сюда.

Выступление и приз — роль в кино — постоянно в наших мыслях.

Но иногда вечерами мы расслабляемся. Макс даже стал читать мне перед сном. Уставший после тренировок, я кладу лапы на его мягкое одеяло.

Мы едим на ужин макароны с сыром и укладываемся спать. Возвращаются приятные шумы: течёт вода, открываются занавески, Эммалина смеётся над мультяшными кроликами по телевизору. Они даже сфотографировали меня с Сантой. Все только и говорят мне: «Хороший мальчик, Космо»; я пытаюсь выглядеть задумчивым и утончённым под вспышкой фотокамеры, но Макс говорит мне, что я случайно закусил губу верхним клыком.

— Глупый пёс, — говорит он, и мы все смеёмся, упаковывая подарки, украшая ёлку и смотря «Рождественскую сказку Маппетов» по большому телевизору в гостиной.

Никто не плачет, по крайней мере, я не слышу. Никому и не приходится плакать.

И именно поэтому я просто в ужасе, когда нам вдруг привозят картонную коробку.

— Ты что-то заказывала? — спрашивает Папа, разрезая упаковочную ленту.

Мой загривок покалывает, шерсть встаёт дыбом. Я не понимаю, откуда это знаю, но чувствую: в наш дом вторглось зло.

— Не помню, — отвечает Мама и выуживает из кучи пластика лист бумаги. — А, это всё объясняет. Макс, Эммалина, идите сюда! Бабушка прислала вам подарок.