Нет, звонить не надо, но нужно что-то предпринять! Чем я вообще занимаюсь – думаю про дурацкий фильм? Все позабывал, ничего не делаю…
Я заплакал. Не издал ни звука, просто по щекам потекли слезы без каких-либо предварительных позывов. Я стоял возле окна, теперь моя голова еле выглядывала из-за подоконника. И мир перед глазами рассыпался на мириады бликов, словно разбитое цветное стекло под косыми лучами солнца. Стекло острыми зазубринами вонзалось под веки и я продолжал плакать.
Передо мной возникли размытые белые пятна, бывшие когда-то лицами. Проплывали хаотичным караваном. Кто эти люди? Может те, кого я забыл… Ах, вот как оно бывает.
Стоп, но маму я же помню. Я почти… почти точно могу представить себе ее лицо. Может, она меня не забыла…
Я открыл холодильник и достал остатки коньяка. Налил себе полрюмки – огромная доза по моим нынешним меркам – и выпил залпом. Немного взбодрился, слезы начали высыхать.
18
Внешняя предметная реальность стала совершенно другой. Неузнаваемой, самостоятельной. Угрожающе возвышалась, была отрешенной, но навязчивой в своем присутствии повсюду. Не знаю, что с ней случилось, что в ней переменилось, но место, где я нахожусь, казалось странным, хотя я знал, что я в своей квартире. Вроде бы.
Дребезжали и гудели рельсы перед тем, как по ним должен проехать поезд. Я слышал звук дребезжащих рельс, им пропитался воздух.
Я решил померить рост и оказалось 73 сантиметра. Не помню, когда я мерил рост в последний раз и какая тогда была цифра. Не помню, сколько я уже сижу дома. И совсем забыл – какой у меня был рост изначально. Теперь это уже не важно. Мне вообще сложно понять, что на самом деле важно.
Я знаю, что я делаю и что буду делать в ближайшее время, и мне этого достаточно. Я ничем особо не заморачиваюсь, а мышление распалось на крупицы, блуждающие в сладком тумане. Туман не всегда сладкий, иногда горький, но я не знаю, как с этим быть, а потому…
Порой я слышу дребезжание рельс. Окружающая реальность… Да что я о ней знаю? Она вообще уже сама на себя не похожа. Скалится на меня из этого чужого мира. Скалится неизвестностью, непониманием, грубым присутствием, которое всегда кажется неуместным. Нагло лезущим пред мои глаза. Наползающим со всех темных и светлых углов.
Мира нет на самом деле. Все просто поверили в сказку о мире, вот он и появился. А по сути есть только предметы. Когда контактируешь с миром, веришь в его реальность и в его законы, когда обрываешь контакт – понимаешь всю абсурдность веры в него.
О, как приятно. Хоть какая-то идея, хоть какая-то мысль. Ее можно раскатать на языке и посмаковать.
Мира на самом деле нет. Все просто поверили в сказку о нем…
Сколько еще это будет продолжаться?
Я раскладываюсь. Мне кажется, я раскладываюсь. Мое тело – чужое. Гудение поезда, шум… А впереди бесконечность. Мрачная непроглядная бесконечность. Закручивается черным рукавом.
Что я такое?
19
Я нахожусь здесь какое-то время, но только сейчас ко мне вернулось связанное мышление, теперь я это понимаю. Кажется, мое тело лежало здесь очень давно, а сознание словно потихоньку вливалось, как программное обеспечение загружается на компьютер.
Я лежу полностью голый, опутанный какими-то серо-бурыми, как грязная шерсть медведя, слизкими ветками, какими-то водорослями. Ветки эти простираются вокруг меня далеко во тьму. А надо мной раскинулся огромный купол, будто из проржавевшей стали. В нем присутствовал темный металлический оттенок, но больше он был коричневый, словно ржавый, однако без единого нароста, полностью гладкий. Совершенно непонятно, откуда исходит свет, купол этот непроницаемый, ничего не отражает, ничего не излучает. Наверное, от веток, ведь кроме них здесь больше ничего нет. Свет, казалось, блуждает разреженными желто-бурыми сгустками.
Я ощупал ближайшую ко мне ветку. Слизь была такая холодная и странная, как будто воздушная, пустая внутри своей субстанции, что меня аж передернуло. Но мне не было холодно. Я лежал здесь, словно птенец в гнезде.
Я захотел получше осмотреться, лежа вертеть головой – не многое увидишь. Я попытался приподняться на локте, упираясь в сплетение водорослей, но несколько веток, что были надо мной, натянулись и не пускали меня. Я рухнул в прежнее положение. Ворочаясь, я соприкасался со слизью в тех местах, где кожа еще не привыкла, и кривился от омерзения.
Спустя некоторое время до меня дошло, что я совсем не голоден и не хочу в туалет, организм будто выключен. Страха я тоже не испытывал, несмотря на необычайность данной ситуации. Как ни странно, но за исключением гадкой слизи, мне было удобно и даже приятно. А если не двигаться (потребности двигаться тоже не было), то и слизь перестаешь замечать.
Интересно, какого я сейчас роста?