– И вот я ползу к доске, проклиная и себя, не выучившего уроки, и свою фамилию, и папашу, который мне эту фамилию оставил. (Голосом учителя, радостно.) Ну-ка, ну-ка, послушаем-послушаем Сиськина нашего Писькина! (Голосом неудачника.) И вот я у доски, встаю и решительно говорю… (Совершенно убитым голосом.) В Сибири есть реки, они текут и впадают… (Пауза, потом голосом учителя, укоризненно.) Сиськин-Писькин! (Голосом неудачника, с истерической интонацией.) В Сибири есть много, очень много рек… Они текут и впадают!!! (Еще более долгая пауза. Голосом учителя, возмущенно.) Сиськин-Писькин!!!
При каждом упоминании фамилии героя аудитория по обе стороны экрана билась в истерике.
Шаферман продолжил дрожащим голосом:
– Но по-настоящему злоключения мои начались в армии…
– Ромка! Здорово! – Меня хлопнули по плечу. Это был Валерка, одетый не по погоде: легкая спортивная куртка, широкие джинсы, реперская бандана и кроссовки.
– Добрый вечер… – Я пожал протянутую руку.
Валерку я знал совсем немного – только по нашему подпольному клубу в старой библиотеке. Знал, что он вроде бы где-то учится на вечернем и работает тренером в фитнес-центре (том самом, где Кристина занимается надругательством над собой по два часа три вечера в неделю). Почему он до сих пор не в армии, было для меня неразрешимой загадкой.
– Что не так, Ромка? – первым делом спросил он.
(– Сиськин-Писькин! – фельдфебельским тоном прикрикнул Шаферман.)
– А что?
– Да ты на себя не похож! Такое лицо, как будто у тебя все болезни сразу. Что случилось? Может, помогу чем?
– У тебя, между прочим, видок не лучше, – ответил я. – Бледный, как снеговик.
– У меня все пучком, – сказал Валерка сдержанно, хотя я прекрасно видел, как его бьет колотун.
Я не остался в долгу:
– У меня тоже все в норме.
– Э, май фрэнд, так не пойдет, – возразил Валерка. – Скажи, что у тебя, а я скажу, что у меня. Устраивает такая маза?
– Устраивает. Только давай выйдем отсюда.
– Сиськин-Писькин! – полетело нам в спины.
На улице я обо всем рассказал:
– У меня дела такие: любимая девушка сбежала, группа развалилась, лучший друг уезжает из города… а так все замечательно.
– У меня тоже прикольно. Знаешь, что сегодня намечено на ноль часов ноль минут?
– Знаю. Только не говори, что ты там будешь.
– Буду, Ромка. Вот решил прошвырнуться, аппетит нагулять, понимаешь.
– Валерыч, это же идиотизм! – воскликнул я. – Не ожидал такого от тебя! Ты-то каким боком там завяз? Ты же вполне нормальный человек!
– Что с того, что нормальный? Хошь-не хошь, а с «докторами» надо что-то делать.
– Поддался массовой истерии, да? Иди лучше домой, Валерыч!
– Слушай, Ромка, я же тебя не агитирую, чтобы ты шел со мной на стрелу? – Валерка был по-прежнему сдержан. – За меня не бойся, я и не из такого вылезал. Счас пивка хлебну, и – хоть на докторов, хоть на реаниматоров, хоть на патологоанатомов! Всех выхлестну.
– Если тебе все равно нечего делать в ближайшие пару часов, выпей со мной, – предложил я, перебирая в кармане отобранные у Хорька монеты. – Пивком угощаю.
– Да пивка-то я и на свои… Роман, – неожиданно осведомился Валерка, – ты знаешь мой адрес?
– Не-а. Мы с тобой вообще не очень знакомы, если вдуматься.
– Ну вот, будем это исправлять. Ручка с бумажкой есть?
– Найдется.
Без чего никогда из дома не выхожу – так это без письменных принадлежностей. Вдруг какая мыслишка в голову взбредет – идейка для песенки или еще чего-нибудь.
– Черкни себе мой адрес и номер мобильника. Фамилию мою помнишь?
– Сиськин-Писькин? – предположил я. Ни одной другой фамилии в голову не пришло.
Валерка взял у меня из рук блокнот и ручку.
– Завтра, если будет стремное настроение, заваливайся ко мне. Расскажу, как мы этих ушлепков-«докторов» поимели, еще чего-нибудь сообразим… Будем тебе жизнь налаживать.
– Ловлю на слове. – Я изобразил, будто стреляю в Валерку из пальца. – Если так, то знаешь что… Возьми эту дребедень, она тебе пригодится. – Я извлек нунчаку.
– Оставь себе, Ромка, – улыбнулся Валерка. – Нунчаку – штука грубая и плоская, а в бою надо мыслить трехмерно.
Он расстегнул куртку, под ней пряталась длинная, сложенная в несколько раз цепь.
– Ну-ну, – поощрил я.
Мы отправились за выпивкой.
17 [клиническая смерть]
В восемь утра я прощался с Аней. С моей Анечкой. Все ее барахлишко уместилось в рюкзаке и спортивной сумке.