Я сорвал микрофон со стойки, завопил: «Ну что, скучали по мне?» И запел «Последний день». Даже сквозь грохот барабанов и мощный гитарный рифф я слышал, как взвыл народ в зале, – песню помнили. Силуэты, различимые в полутьме, пришли в движение, запрыгали, заметались. Я быстро разошелся и на середине песни уже скакал по сцене, как обкуренная жаба. К моим ботинкам будто приделали пружины. Хорек и Фома синхронно двигались всем телом – со стороны это выглядело так, будто они то ли быстро отбивали поклоны, то ли забивали лбами гвозди.
Номер первый концертной программы пронесся за две минуты.
– Спасибо, Нефтехимик! – закричал я.
Зал завывал. Не дав ему опомниться, мы сыграли еще три депрессивно-агрессивных зубодробилки – все три сочинили за неделю до концерта. Я успел потерять крышу и отрывался так, что последнюю из них пел уже на последнем издыхании. Едва она закончилась, набрал воздуха в легкие, чтобы произнести единственную фразу:
– Следующую песню споет наша несравненная Присцилла!
Присцилле впервые в жизни предстояло петь на сцене, а она совсем и не волновалась. Песня называлась «Разноцветные шары», из нашего старого репертуара, только раньше пел ее Смурф.
После «Шаров» мы засадили еще три энергичных номера собственного сочинения и нашу перепевку старой песни «Музыка нас связала» группы «Мираж». («Всем уговорам твержу я в ответ: нас не разлучат, нет!» – вопил я, прижимая к себе Присциллу.) После этого был наш дуэт с моей принцессой под названием «Только о хорошем», а в завершение мы отыграли суперхит всех времен «Менделеев-рок». Те, кто близко знаком со мной, знают, что название – прежде всего посвящение мне, такому замечательному, а уж потом моему знаменитому однофамильцу и его таблице.
– Спасибо! Спасибо! – Я уже настолько охрип, что не слышал себя даже в микрофон.
Зал долго и тяжко рожал. Минуты две после финальных аккордов стоял бессвязный гул, который затем оформился в скандирование: «А-де-но-ма! А-де-но-ма!». Зажегся свет, и я спрыгнул со сцены в зал. Меня тут же обступили со всех сторон, жали обе руки, хлопали по плечам и спине.
– Реально! Молодцы!!!
Какая-то долговязая девчонка с «ирокезом» по-собачьи лизнула меня в нос. Кажется, пару лет назад я именно с ней развлекался после одного концерта. По-моему, прозвище у нее было Крошка Мэй. Случай тот пронесся у меня в памяти с быстротой локомотива…
…Тогдашний мэр Нефтехимика Харлампиев – энергичный мужик, из предпринимателей – надумал устроить на 29 июня полноценный День молодежи. В те времена ни одно публичное мероприятие не обходилось без «Аденомы» в ее классическом составе. Мы выступали «на разогреве» в качестве даже не первого блюда, а скорее салата. Основными номерами должны были стать заезжие гастролеры. Харлампиев шиканул с купеческим размахом и пригласил каких-никаких, а «звезд», которые – страшно выговорить – даже в клипах снимаются! А именно: бойз-бэнд «Малыши из коробки», а также певичку со звучным именем Вайнона. Кто-нибудь вообще помнит, кто это такие? В некоторых музыкальных ларьках имеются полки с табличкой «распродажа», кто желает – может найти там попсовые сборники двухлетней выдержки, приобрести за треть цены и ознакомиться.
На афишах написали: «Выступают победители хит-парада „Муз-ТВ“»! Даже не соврали. «Малыши из коробки» как-то раз мелькнули в горячей двадцатке этого телеканала, месте на восемнадцатом, с клипом «Горячее лето». Так что гигантское скопление народа нашему концерту было обеспечено. Сцену возвели на площади Трудовой, возле Дома связи, напротив здания администрации.
Мероприятие стартовало в двенадцать дня. Как только «Аденома» выползла на сцену и принялась настраиваться, я заметил, что черным клином – поближе к сцене – сквозь толпу пробиваются панки-малолетки во главе с Криттером. Их было человек двадцать. Крошку Мэй я заметил сразу: эту длинноногую цаплю в футболке и шортах, в ошейнике и загробном мэйкапе трудно было не заметить.