— Потому что делать мне больше нечего в своих Шалушихах. А вы молодые, зелёные и плохо обученные. Меня ещё в семь отдали учеником к мастеру, и только когда стукнуло пятнадцать, он подарил мне мой первый меч — знак того, что я могу сам брать себе учеников. А вы? Пропадете, пока до Лейдара своего дойдете. Да и слухи стали доходить, что опять на границе Оргашита неспокойно. Мне Синтар сказал. Он во дворце распорядителем служит при светлейший особах.
— Хочешь снова на войну? — меня и радовало, и одновременно удивляло решение Леха.
— На войне все нужны: и хромые, и косые, лишь бы меч в руках держали, — вздохнул он и стиснул зубы.
Хромать после драки стал сильнее, чем обычно. Видимо, нагрузка и старые раны дали о себе знать.
— Я думал, что мы столкнёмся с разбойниками, но не думал, что так скоро, — Рися показал мне распоротую в районе предплечья куртку. — Чуть руку не задел, скотина.
— Эти ещё мальчишки. Нападают, если видят, что противник слабее, но за ними могут быть и более сильные люди. Поэтому надо топать да поживее. Тут есть банды и по десять-двадцать человек. Держатся у дороги, в лес не суются, а уж к горам тем более. Им тоже не с руки на волков нападать. Эти прирежут и разбираться не станут, кто ты и куда идёшь.
Разговор как-то сам собой затих. Лех рассказывал, что ему лишь однажды доводилось идти через Догрил, когда Ронгорн отправлял свои отряды на войну в Оргашит. Естественно, служивых пропускали беспрепятственно. Ещё бы! Считай, целая армия. Кто с ними будет спорить?
А дорога тем временем становилась уже. Теперь мы едва ли могли идти рядом, пришлось растянуться и топать друг за другом. Более того, теперь мы точно знали, что движемся вверх. Тропа шла под гору. Сосны и ели росли на холмах. Иногда мы проходили узкие участки, где вплотную к тропе подступали каменные глыбы. Правду говорили — тут леса, горы и всякий сброд.
На ночлег устраивались подальше от дороги. Костер разводили, но Марти от себя не отпускали на всякий случай. Охотился тоже он — в основном приносил грызунов да кроликов. Ушастых тут вообще было как грязи. Так прошло две недели, а Лех говорил, что идти ещё столько же, если не больше.
День на пятнадцатый мы устроились на дневной привал. Лех показал нам пару приёмов, и мы их хорошо отработали. Во всяком случае, учитель остался доволен. Нет, он этого явно не говорил, но мы за эти месяцы научились понимать его скудную мимику. Даже Рися сказал, что я стал заниматься усерднее. Ещё бы! Когда тебя могли заколоть как свинью, жизненные приоритеты резко меняются. Однако и записывать наши похождения я не бросал. Рутина в основном и выглядело это так:
Ну вы поняли — рутина.
Но в тот день все изменилось. Едва я захлопнул свою книгу, как мы услышали вдалеке крики и рычание. Слов было не разобрать. Марти навострил уши и сел пятую точку, водя носом, а потом сорвался с места и, сделав три прыжка на восток, остановился. Повернувшись к нам, кот протяжно замяукал.
Мы посмотрели на Леха. Тот пожал плечами:
— Поглядим что там. Только, тихо.
Мы кивнули, быстро свернулись и пошли вслед за котом, стараясь не шуметь. А Марти будто взял след, пришлось прибавить шаг. Полосатый мелькал между деревьев, и похоже больше не собирался нас ждать. Вскоре крики стали слышны отчётливо:
«Окружай ее, братва! Заходи с той стороны! Сука, она меня укусила!»
Мы с Рисей переглянулись, а Лех нахмурился. Вышли на пригорок, а какая-то возня происходила ниже по склону. Лех пригнулся, а потом и вовсе пополз по траве, которая в этом лесу была темная и невысокая.
Марти же встал как вкопанный, обозревая картину, которая нам открылась.
С десяток мужиков окружили волчицу. Она отступила к невысокой груде камней, огрызаясь на них. Переднюю лапу поджала под себя, а на рыжей шерсти была видна кровь.
Мужики с пиками и мечами орали и подступали все ближе, и животному было некуда деваться.
— Вот сволочи! — выплюнул Лех.
— Да в Ронгорне Марти шесть волков уложил, — я не понимал, почему злится учитель. Охотники — они везде охотники.
— Простых волков, Паша, а она не простая…
Мать моя… Дошло. Она и правда была необычная. Во-первых, рыжая с белой грудью, больше напоминала лису-переростка. Во-вторых, то, как она защищалась… В этом было не слишком много звериного, а в движениях я почувствовал отчаяние.
— Марти! — шёпотом позвал я кота. — Шугани уродов, волчицу защищай!
Кот даже не повернулся ко мне. Он тут же сорвался с места.
— А ты уверен, что он тебя понял? — возмущённо спросил Аристарх.
Я не ответил. Я был уверен, что Марти понял.