Мемуары фельдмаршала

Скоро появились дети. Пятеро родились до 1889 года, когда отца назначили епископом Тасмании, — пятеро детей до того, как мать достигла возраста двадцати пяти лет. Я был четвертым. Потом последовал перерыв в семь лет, и в Тасмании родились еще двое, затем через пять лет — еще один мальчик. Последний, мой самый младший брат Брайан, появился, когда мы уже вернулись из Тасмании обратно в Лондон.

Таким образом, моя мать выносила девять человек. Самый старший ребенок, девочка, умерла сразу после нашего приезда в Тасманию, один из моих младших братьев умер в 1909 году, когда я служил с полком в Индии. Оставшиеся семь живы и сейчас.

Как будто такой большой семьи было недостаточно, с нами всегда жили и другие дети. В доме на Кеннингтон-Оувал — три маленьких мальчика, дальние родственники, чьи родители находились в Индии. В Тасмании — кузены из Англии, которые были слабенькими и нуждались в тасманском воздухе. И когда мы вернулись из Тасмании в Лондон, тоже постоянно был кто-то кроме нас.

Матери действительно было трудно справляться с делами жены лондонского викария или епископа Тасмании и посвящать время своим детям, а также другим, которые жили с нами. Ее способ решения проблемы состоял в том, чтобы поддерживать в семье строгую дисциплину и таким образом освобождать время для своих обязанностей в приходе или епархии, обязанностей, которые для нее стояли на первом месте. Для детей были установлены определенные правила, их следовало выполнять — неповиновение [11] влекло за собой немедленное наказание. Менее жесткая дисциплина и большая чуткость могли бы сделать меня лучше, во всяком случае, иным. Мои братья и сестры были не такими трудными, они легче подчинялись режиму и не доставляли беспокойств. Я был в семье плохим мальчиком, непослушным и в результате рано научился быть одиноким. Мои старшие, несомненно, так никогда и не стали дружной семьей. Возможно, это произошло с младшими, потому что с годами мама становилась мягче.

На этом необычном фоне необходимо поместить и определенные вознаграждающие факты. Мы все удержались в рамках разумного. В семье не случилось скандалов: никто из нас не подвергался суду и не оказался в тюрьме, ни один не развелся. Скучная семья, скажет кто-то. Возможно, но если такова была цель моей матери, то она ее, безусловно, достигла. Однако не было любящего понимания детских проблем, по крайней мере по отношению к пяти старшим детям. Младшим, как мне всегда казалось, было легче; может быть, мама истратила силы, занимаясь старшими, особенно мной. Тем не менее по большому счету моя мама была замечательным, исключительно порядочным человеком с твердым характером. Она воспитывала своих детей так, как считала нужным; она учила нас говорить правду, чем бы это нам ни грозило, и, насколько мне известно, никто из нас никогда не совершил ничего такого, что навлекло бы позор на ее голову. Мальчиком я боялся ее. Потом пришло время, когда ее власти наступил конец. Страх исчез, а его место заняло уважение. С момента моего поступления в армию и до самой смерти мамы в моем сердце постоянно росло уважение к ней. И мне стало ясно, что в своих детских несчастьях виноват был в основном я сам.

Однако неудивительно, что в этих условиях вся моя детская любовь принадлежала отцу. Я обожал его. Он всегда был мне другом. Если когда-либо на этой земле жил святой, то это мой отец. Он находился под каблуком у жены, и она всегда могла заставить его поступить так, как ей хотелось. Мать руководила семейным бюджетом и выдавала отцу десять шиллингов в неделю; на эту сумму кроме прочего ему приходилось и ежедневно обедать [12] в Атенеуме[2], и его строго допрашивали, если до конца недели он кротко просил еще один-два шиллинга. Бедный милый человек, не думаю, что он был счастлив в свои последние годы; ему никогда не позволяли заниматься тем, к чему лежала его душа, и не предоставили ухода, который мог бы продлить его дни. Когда он уже не мог двигаться, мать сама стала ухаживать за ним, но ее навыки сиделки оставляли желать лучшего. Отец умер в 1932 году, я тогда командовал 1-м батальоном Королевского Уорвикширского полка в Египте. Для меня смерть отца явилась ужасной потерей. В моей жизни было три самых значимых человека: мой отец, моя жена и мой сын. Когда умер отец, я и подумать не мог, что через пять лет останусь один с сыном.

Мы вернулись из Тасмании домой в конце 1901 года, и в январе 1902 года меня с братом Дональдом отправили в лондонскую школу Святого Павла. Мне было четырнадцать лет, но я не был готов к школьной жизни — в Тасмании мое образование находилось в руках выписанных из Англии гувернеров. Я мало знал и практически вовсе не умел себя вести. Мы были «колонисты», со всем, что это означало в Англии того времени. Я плавал как рыба, был сильным, выносливым и очень здоровым, но не умел играть в крикет и футбол, основные игры всех английских школ.

Активно занявшись спортом, я уже через три года стал капитаном «Регби XV» и «Крикет XI». В учебе мои успехи были не столь значительны.