Читаем Мемуары полностью

Итак, социальная доктрина, выражавшая интересы господствующего класса феодалов, апеллировала к нравственному долгу человека и требовала от него быть справедливым и ради достижения главной цели жизни – спасения души, и ради установления общественного порядка и сохранения его в неизменности.

Идея справедливости в то же время выражала и смысл существования государства, как он представлялся большинству политических мыслителей XV в. Во Франции того времени государство мыслилось не иначе как в форме монархии, поэтому политическая власть идентифицировалась с королевской. Главной функцией королевской власти, как и рыцарства, считалось поддержание справедливости в обществе. Король был наиболее могущественным гарантом правопорядка, и именно в его справедливости видели смысл существования государства. «Посредством справедливости правят короли, – писал Ж. Шатлен, – и без их справедливости государства… превратились бы в разбойничьи притоны» [669]. Справедливость короля начиналась с его добродетели; только будучи сам справедливым (праведным), он мог, как считалось, проводить справедливую политику, т. е., говоря словами Г. де Ланнуа, «охранять добрых и мирных людей от угнетения, злокозненности и насилия со стороны сильных и лживых… беспощадно наказывать злодеев в соответствии с законами и обычаями страны» [670]. В своей политике государь должен сообразоваться с законами страны, не менять их и не устанавливать новых по своему произволу, не притязать на собственность подданных и защищать ее от посягательств других [671].

Понятиями противоположными справедливости и справедливому государю были тирания и тиран. Тирания выводилась из безнравственности монарха, следствием чего было притеснение подданных, посягательство на их собственность, войны и прочие беды. При этическом складе политического мышления проблемы государственного управления обычно сводились к проблемам нравственным, и объяснение тех или иных политических событий искали в душевных свойствах государя или его приближенных. Ж. Шатлен, например, так объясняет междоусобные войны при Карле VII: «Поскольку по натуре он был очень непостоянным, около него часто происходили различные перемены. Среди придворных образовывались враждующие группы и партии, стремившиеся вытеснить друг друга, чтобы захватить власть» [672]. Этико-политическая мысль многих авторов не шла дальше перечисления тех христианских добродетелей и рыцарских доблестей, коими должен обладать государь на благо своего государства. В их сознании было два эталона – справедливого государя и тирана, и, давая характеристику государственным деятелям, они подгоняли их под один из них. Признавая кого-либо справедливым, они наделяли его всеми возможными достоинствами, а причислив к тиранам, делали из него вместилище всех пороков. Подобное упрощение и идеализация человеческих типов, отрицавшие сложность человеческого характера, были одним из сознательных принципов мышления благодаря убеждению в том, что в человеке, как пишет Т. Базен, «добродетели соединены и связаны так, что если есть хотя бы одна, то обязательно присутствуют и все прочие, а если нет хотя бы одной, то непременно отсутствуют и другие» [673]. Убеждение это подкреплялось и словами из соборного послания апостола Иакова (II, 10): «Кто соблюдет весь закон и согрешит р одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем».

Ярко выраженный этический характер средневековой социально-политической мысли был обусловлен тем, что она сформировалась под сильным влиянием церкви, чьи догмы в значительной степени определяли тогдашнее мышление [674], а поскольку и сам бог, и божественный закон, по которому мир, как считалось, был сотворен богом и управляется им, мыслились в категориях преимущественно этических, то естественно, что и социально-политические отношения трактовались прежде всего в этическом плане. Однако морализирующей была не только религиозная мысль. Рыцарская концепция с ее кодексом чести и куртуазной любви, возникшая независимо от учения церкви и во многом ему противоречившая, за что на протяжении всего своего существования подвергалась критике со стороны идеологов церкви [675], была также этической по существу и играла немаловажную роль в социально-политических воззрениях дворянства [676].

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии