Между тем время моего пребывания в Риме было довольно богато событиями. Пий VI, избранный в Венеции, прибыл тогда в священный город, еще содрогавшийся от насилий, учиненных французскими войсками. Помню, как монсеньор Консальви, возведенный в сан кардинала, принимал однажды иностранцев и местных жителей, и как русский консул, в неумном и неискусном приветствии, предсказывал ему тиару. Предсказание, впрочем, никогда не сбылось, и Консальви сам искренно не желал этого. Скажу мимоходом, что в своих официальных донесениях я не щадил французов. Это, по-видимому, очень удивляло Карпова, старшего секретаря посольства, старого русского бюрократа, которому, вероятно, приказали наблюдать за моими поступками. Зная всеобщую привязанность поляков к французам, он почти упрекал меня в суровости моего мнения о них. «Зачем же французы поступают так плохо, отвечал я. Они сами виноваты, если о них нельзя сказать ничего хорошего». Справедливо то, что все люди вообще, будь то французы или нет, много теряют вблизи и сами вредят тому энтузиазму, который внушается ими издалека. Это применимо даже и к великим людям. К тому же, быть может, из Петербурга все мне казалось слишком уж прекрасным, являлось в слишком блестящих красках, и потому, приблизившись к месту действия, я был сильно обманут в своих ожиданиях.
Вторым событием этого времени была перемена отношений, существовавших между императором Павлом и Австрией, которые начали портиться. Причин для этого было несколько. Из них я назову некоторые, до сих пор малоизвестные. Великая княжна Александра, старшая дочь императора Павла, предназначавшаяся Екатериной в жены шведскому королю, после моего отъезда из Петербурга была выдана замуж за эрцгерцога Иосифа, паладина венгерского. Брак этот был заключен в пору лучших отношений между петербургским и венским дворами и во время военных успехов Суворова. Эрцгерцог тотчас же увез свою прекрасную супругу в столицу Австрии.
Отмечу здесь, что великий князь Александр поручил своему beau-frere передать мне письмо, которое я и получил в Италии. Это было единственное письмо, полученное мною от него за два года моей миссии при сардинском дворе. В 1812 году мне представился случай вновь увидеться с эрцгерцогом в Офэне. Он, по-видимому, вспомнил это обстоятельство и принял меня тогда самым сердечным образом. Эрцгерцогиня, его супруга, действительно отличалась редкой красотой. Чертами лица она походила на Александра, своего брата; все в ней было изящно; сверх того, она обладала всеми нравственными достоинствами, которые составляют лучшее украшение прекрасного пола. При своем появлении в Вене она возбудила восхищение, уважение и общий энтузиазм, совершенно не добиваясь этого. Это впечатление, распространившееся во всех классах общества, начиная с двора и аристократических салонов и до Пратера, Грабена и многолюдных улиц Вены, не нравилось неаполитанке, супруге Франца II. Она стала делать своей belle soeur всякого рода неприятности, и та затосковала по своим родным. Не находя в новой семье ни сочувственного сердца, ни покоя, на каждом шагу перенося притеснения и обиды, она, в конце концов, покинула Вену и уехала с своим мужем в Офэн, где вскоре умерла, в полном расцвете лет. Она была любимой дочерью Павла. Лишь только он узнал, как недостойно обращались с его дочерью в ее новой семье, он, раздраженный, потребовал дочь обратно и угрожал даже объявлением войны.