Мемуары

Наконец, с большим опозданием появился Гитлер; до этого духовой оркестр играл марш за маршем. Люди вскочили со своих мест и, словно лишившись рассудка, начали скандировать: «Хайль, хайль, хайль!» — в течение нескольких минут. Я сидела слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо Гитлера. Когда возгласы стихли, Гитлер начал говорить: «Соотечественники, соотечественницы…» Странным образом в тот же момент мне явилось видение, которое я никогда не могла забыть. Мне показалось, что поверхность Земли — в виде полушария — вдруг посередине раскалывается, и оттуда выбрасывается вверх гигантская струя воды, такая огромная, что касается небес.

Хотя многого я не понимала, речь Гитлера оказала на меня колдовское воздействие. Слушателей словно оглушила барабанная дробь, и все почувствовали, что находятся во власти этого человека.

Два часа спустя я стояла, поеживаясь от холода, на Потсдамерштрассе. Трудно было даже остановить такси, настолько сильны были впечатления от собрания. В голове мелькали обрывки мыслей. Сможет ли этот человек сыграть некую роль в истории Германии и к чему приведет — к добру или злу? Я медленно шла домой в направлении Гинденбургштрассе и не могла освободиться от гнетущего впечатления.

На следующий день я встретилась с приятелем, решив поговорить с ним о Гитлере. Это был Манфред Георге,[182] редактор берлинской вечерней газеты «Темпо» в издательстве «Уллыптейн» — десять лет спустя, во время Второй мировой войны, издатель и главный редактор выходившей в Нью-Йорке немецкоязычной еврейской газеты «Ауфбау». Раньше я совершенно не понимала, что это значит — быть евреем. В моей семье и в кругу моих знакомых об этом никогда не говорили. Без дружбы с Манфредом Георге я бы, возможно, оказалась глубже втянутой в национал-социалистические идеи. Он был убежденным сионистом, тем не менее тогда еще не предвидевшим грядущей опасности — во всей ее полноте. Его тогдашняя оценка Гитлера: гениален, но опасен.

Многие удивляются, как я, несмотря на дружбу с Георге, в течение многих лет могла доверять Гитлеру. Хочу здесь попытаться честно и нелицеприятно ответить на этот трудный вопрос. Георге вполне понимал, что я нахожусь под сильным влиянием Гитлера. Правда, я четко различала политические убеждения фюрера и его личность. Для меня это были разные вещи. Расистские идеи я безоговорочно отвергала, и потому никогда бы не могла вступить в НСДАП, а вот его социалистические планы — приветствовала. Самым важным для меня было то, что Гитлер обещал ликвидировать безработицу, которая уже сделала несчастными более шести миллионов человек. Учение о расах, как тогда полагали многие, всего лишь теория и не что иное, как предвыборная пропаганда.

Несмотря на смятение, в которое меня повергло выступление Гитлера во Дворце спорта, впечатления от этого вечера вскоре снова отошли на задний план. В это время — весной 1932 года — мои будущие кинематографические планы занимали меня больше, чем политика. А тут еще я получила из Голливуда телеграмму, в которой кинокомпания «Юнивёрсал-филм» делала мне интересное предложение. В новом фильме Фанка мне предлагалось сыграть главную женскую роль не только в немецкой, но и в американской его версиях. Речь шла о совместном германо-американском производстве. Снимать предполагалось в Арктике.

С противоречивыми чувствами читала я эту и последующие телеграммы, в которых от меня требовали срочного ответа. Но не могла решиться ответить согласием. Гренландия, несомненно, была очень интересна, но успех «Голубого света» давал мне шанс делать самостоятельно и другие фильмы. И вот от этого-то мне нужно теперь отказываться? Сколь ни привлекательно было предложение, я отклонила его.

Фанку это было на руку. С начала триумфального шествия моего фильма отчужденность между нами еще увеличилась. Ему так никогда и не удалось сделать фильм более успешный, чем мой.

Но «Юнивёрсал» хотела заполучить меня во что бы то ни стало и предложила фантастический гонорар. И если я решила принять предложение, то в основном не из-за денег — куда больше меня прельщала неповторимая возможность познакомиться с Гренландией. Конечно, сыграл свою роль и шанс стать известной в США — благодаря американской версии фильма. Но последний стимул был все же чисто эмоциональный. Решающее значение имела перспектива еще раз — возможно, в последний — поработать в экстремальных условиях вместе со своей командой.

Я должна была играть летчицу, муж которой, научный работник, пропал без вести во льдах Гренландии. Съемки предстояли чрезвычайно трудные. Для этого фильма удалось заполучить Кнута Расмуссена,[183] некоронованного короля эскимосов, правда наполовину датчанина. Его знание Гренландии и связи с местными жителями были неоценимы. Кроме того, Паулю Конеру, директору картины, удалось пригласить на роли членов экспедиции Вегенера,[184] ученых доктора Лёве и доктора Зорге.