Мемуары

На экзамен я отправилась без всякого энтузиазма. Поступать пришло больше ста человек. Нужно было сделать несколько рисунков обнаженной натуры, портрет и еще что-нибудь на свой выбор. Экзамен выдержали только двое, и одной из них была Лени Рифеншталь. Но радости я не испытывала — только печаль, так как мое поступление означало, пожалуй, окончательное прощание с мечтами о карьере актрисы.

Ежедневно я стала посещать школу рисования. И день ото дня впадала во все более глубокую меланхолию. Отец не мог не замечать этого.

Пансион в Тале

Тем временем, ничего не говоря, из вороха специально выписанных проспектов отец выбрал лучший, по его мнению, пансион для девушек «Ломанн» в Тале, что в Гарце и определил меня туда. На сей раз отменить «ссылку» я не смогла и весной 1919 года оказалась в Тале. Представляя меня фройляйн Ломанн, директрисе пансиона, отец сказал: «Отнеситесь к моей дочери со всей строгостью. Прежде всего не поддерживайте ее стремления стать актрисой или танцовщицей. Полагаю, здесь она раз и навсегда позабудет о своих фантазиях. Очень надеюсь, что вы всеми силами будете способствовать этому».

^{Афиша о последнем выступлении в качестве ученицы школы фрау Гримм-Райтер. Только по достижении девятнадцати лет, с разрешения отца, я смогла начать профессиональную карьеру танцовщицы в Русском балете.}

Тем не менее я тайком упаковала в чемодан балетные тапочки, успокоив совесть мыслью, что буду заниматься лишь в свое удовольствие. И танцевала тайком, при любой возможности. Будильник начинал звенеть уже в пять утра, и три часа ежедневно до начала занятий я упражнялась в «балетках». Особая дружба связывала меня с соседкой по комнате, Гелой Грюль. Она тоже мечтала стать актрисой и тоже должна была забыть о театре, как я — о танце. Отцу и в голову не приходило, что в пансионах, подобных нашему, для развлечения учениц предусмотрены, в частности, драматические постановки. И в моем лице пансион обрел «премьершу». Я ставила пьесы и соглашалась исполнять самые разные роли — горбунью в «Крысолове из Гаммельна» и тут же главную героиню в «Прекрасной Галатее».[17] Я даже играла Фауста в старинной немецкой пьесе «Сошествие во ад доктора Фауста».[18]

Кстати, в конце каждой недели позволялось посещать театр под открытым небом в Тале; там ставили в основном классические пьесы: «Разбойников» Шиллера, «Минну» Лессинга, «Фауста» Гёте. Если бы фройляйн Ломанн знала, с какой страшной силой воспламенятся от этих спектаклей мои подавленные желания! В то время я писала подруге в Берлин:

Дорогая Алиса!

Я становлюсь все серьезнее, а отчего — не знаю. Много размышляю и делаюсь чересчур рассудочной… Боюсь, больше не способна совершать глупости. Всё вокруг смехотворно и люди — в первую очередь. Я очень меняюсь. И трудно сказать, в какую сторону. Иной раз кажется, будто мне стукнуло по меньшей мере двадцать или тридцать… Представь, я стала пописывать. Готова уже пара-тройка статей, которые намереваюсь послать в «Шпортвельт», да пока не хватает смелости. Кроме того, собираюсь сочинить несколько небольших новелл и, возможно, отправлю их в «Фильмвохе». Еще — работаю над сценарием для фильма, но оставлю его пока за собой — хочу когда-нибудь сыграть в нем главную роль. Название — «Королева ипподрома». Фильм состоит из пролога и шести развернутых эпизодов. Ко всему прочему я кое-что разработала и рассчитала в связи с развитием гражданской авиации. Сделала множество рисунков самолетов. Но все это — чистая фантазия. Как бы мне хотелось стать мужчиной. Тогда б моим планам было легче осуществиться…

Твоя Лени

Это по-детски наивное письмо, возвращенное мне недавно подругой юности, я цитирую лишь потому, что в нем уже проглядывают зачатки моей дальнейшей деятельности.