Вскоре после того, как архиепископ Буржский уехал, появился Вире, первый секретарь Господина Принца, повторивший то же самое и добавивший множество дурных слов в адрес архиепископа, обвиняя того в нерасторопности, опрометчивости в выполнении поручения, данного ему Господином Принцем в присутствии человека, о котором было прекрасно известно, что именно управляет его рассудком. Узнав об отъезде маршала, Вире разразился длинной красноречивой тирадой, то ли потому, что своим отъездом маршал оскорбил его хозяина и он как настоящий слуга переживал по этому поводу, то ли потому, что действительно имел более веские причины негодовать: ведь если бы маршал остался в Париже, никто не отважился бы предпринять что-либо против Господина Принца, боясь неизбежного наказания; а народный гнев помешал бы ему выполнить то, о чем он доверительно сообщил Барбену.
Дела приняли следующий оборот: союз принцев все более укреплялся и стал фактом общественной жизни; Королева была предупреждена относительно их попыток возмутить толпу в городе и привлечь на свою сторону полковников и городских старшин, отвечавших за оружие в своих кварталах; она знала о том, что принцы ведут переговоры с представителями всех сословий и хотят переманить на свою сторону военных, находящихся в Париже, настраивают кюре и проповедников против Короля и ее самой; что их сторонники хвастаются, что лишь Господь может помешать им сменить правительство; даже Господин Принц признался ей, что присутствовал на одном из их сборищ, где речь шла об объединении всех сил, и что у Их Величеств есть все основания подозревать его, однако они должны быть ему признательны более, чем собственным родителям, давшим им жизнь; несмотря на это признание, сделанное лишь для вида, он не замедлил присоединиться к злоумышленникам и подталкивал их к осуществлению их дурных замыслов, вплоть до похода в парламент с требованием к его членам выполнить распоряжение суда, принятое в минувшем году и предписывавшее всем принцам, пэрам и офицерам короны собраться вместе для обсуждения состава правительства и вопросов управления государством, а также о передаче власти из рук Ее Величества в иные руки.
Все это делалось настолько открыто, что послы иностранных государей, находившиеся при дворе, писали своим монархам, что в условиях публичных волнений в Париже все происходящее можно описать одной фразой:
С другой стороны, ни для кого не было секретом, что в провинциях собирались вооруженные люди, что, наконец, из Парижа было вывезено оружие, достаточное для вооружения трех тысяч человек, и это, конечно, не могло укрыться от внимания Их Величеств; Королева посчитала, что если она будет ожидать дальнейшего развития событий, то уже не сможет вовремя найти средство, которое окажется действенным; предупрежденная г-ном де Гизом, г-жой де Лонгвиль, герцогами де Сюлли и де Роаном о том, что замышляется принцами, она не могла не прислушаться; даже архиепископ Буржский, бывший главным орудием Господина Принца, рассказал ей обо всем, что знал; выходило, что злоумышленники хотят сослать ее в монастырь, дабы, лишив Короля ее защиты и покровительства, овладеть его разумом и его душой, чтобы управлять им и укрепиться в провинциях королевства, несмотря на все их сладкие речи о верности Его Величеству и благу государства; впрочем, подобные разговоры являются обычными предлогами во время любых гражданских войн; на самом же деле они стремились разрушить и уничтожить и то, и другое; Королева поверила, что Король будет нуждаться в ней и потому она окажется более виновной, нежели истинные виновники ее падения, если только не прибегнет к единственному способу, остававшемуся у нее, дабы разрушить основы мятежа: этим средством был арест Господина Принца, вождя восстания, а вместе с ним и других главарей мятежа. Она поделилась своими планами с маршалом де Темином, на коего обратила свой взор по причине его верности и мужества и которого решила избрать для осуществления своего замысла.