Мемуары

Пусть читатель представит себе ужас, овладевший мною при этом рассказе моего хозяина; я забросал его вопросами об алькаде и альгвасилах. Он повторил, что присутствовал при обыске и что он не отыскал ничего подозрительного. Я его спросил уклончиво: не встревожилась ли полиция вследствие какого-нибудь преступления, случившегося в городе, и не был ли сделан обыск также и в других местах? Он мне ответил, что обыск был произведен и в других квартирах, но что не слышно ни о каком преступлении.

Менгс советовал мне отправиться к графу Аранда и объяснить ему несправедливый поступок алькада, арестовавшего моего пажа; так как Менгс продолжал интересоваться судьбой моего лакея, нисколько не беспокоясь обо мне, то я ему сказал с раздражением:

— Этот паж- изменник; он донес на меня, он известил полицию о том, что у меня имеется запрещенное оружие, потому что только он знал это.

Я провел ночь у Менгса; в восемь часов утра он вошел ко мне с офицером, который сказал мне:

— Вы — кавалер Казанова; потрудитесь добровольно следовать за мною до кордегардии около Буэн-Ретиро.

— Я отказываюсь от этого.

— Я знаю, что здесь я не имею права прибегнуть к силе, так как этот дом есть собственность Его Величества; но я должен вас предупредить, что не пройдет и часу, как кавалер Менгс получит приказ изгнать вас отсюда и что тогда вы будете под конвоем препровождены в тюрьму. Этого вы можете избежать: поэтому я вам советую последовать за мною немедленно.

— Так как я не могу сопротивляться, то последую за вами, но позвольте мне написать два или три письма.

— Я не имею права ожидать вас или позволить вам писать; к тому же в тюрьме вы будете свободны писать сколько вам угодно.

В то же время этот офицер, обращавшийся, впрочем, со мной очень вежливо, потребовал запрещенное оружие, которое алькад напрасно искал в моей квартире; я вручил его ему и, обняв Менгса, который, казалось, был очень опечален, я сел в карету.

Меня повезли в тюрьму Буэн-Ретиро, прежде бывшую королевским дворцом; там Филипп V часто жил со своим семейством во время Великого поста. Меня посадили в общую залу, внизу, и мои мучения начались. Прежде всего, я чуть не задохся от скверного воздуха этого места, где сорок заключенных находились под надзором человек двадцати солдат. Тут я увидел четыре или пять кроватей и несколько скамеек, но не заметил ни столов, ни стульев. Я дал экю одному солдату, с тем чтобы он достал мне бумаги и перьев. Он, улыбаясь, взял деньги, ушел и не вернулся: другой солдат, у которого я спрашивал о нем, смеялся мне прямо в лицо. Между другими заключенными я увидел тут и моего пажа; я стал его упрекать, но, как это всегда бывает, он настаивал на своей невинности. В толпе заключенных я узнал также одного плута — Марацани, который не раз являлся ко мне во время обеда и которому я несколько раз давал деньги; он сказал мне, что находится в тюрьме вот уже два дня и что нечто вроде предчувствия говорило ему, что и меня он здесь увидит. «Но, — прибавил он, — в чем вас обвиняют?»

— Об этом-то я хотел спросить вас.

— Вы не знаете? Я нахожусь в таком же положении; но это не помешает отправить нас под конвоем в какую-либо крепость, где мы будем работать на казну.

— Надеюсь, что мне не произнесут приговора, не выслушав меня.

— Не надейтесь; завтра алькад явится допросить вас и ваши ответы будут записаны, — так, по крайней мере, было поступлено со мной. Меня спрашивали, чем я живу, я отвечал, что временно живу у моих друзей, ожидая поступления в гвардию Его Величества. На это мне ответили, что Его Величество даст мне место и что мне нужно об этом хлопотать. Вот суть моего дела. Это место я теперь получил. То же самое случится с вами, если ваш посланник не заступится за вас.

Я сдержал свой гнев и бросился на соседнюю кровать, но вскоре принужден был встать вследствие множества насекомых. Марацани снова подошел ко мне и сказал: «Хороши, однако, мы с вами! У вас, по крайней мере, есть деньги, но у меня нет ни гроша, и вот уже два дня, как я питаюсь одним лишь хлебом и чесноком. Когда вам придет в голову охота пообедать, пригласите меня: вы сделаете доброе дело; за небольшую плату один из этих солдат добудет нам все, что нам нужно».

— Я не дам никому ни гроша, меня уже успели обокрасть.

Марацани вознегодовал на это, но все остальные стали хохотать. Мой паж пришел сказать мне, что он умирает с голоду и просил у меня денег; я отвечал этому плуту, что ничего не дам ему и чтобы он не считал себя в услужении у меня.

Часа в три лакей Менгса принес мне обед на три персоны; но из эгоизма, в котором я себя упрекаю, я ни с кем не хотел разделить его; я поел сколько мог, то есть очень мало, и приказал остальное унести. Марацани умолял меня оставить по крайней мере вино; я прогнал его; меня снедало беспокойство, я весь был страдание и гнев.

Вечером ко мне приехал Мануччи; он был в сопровождении офицера, арестовавшего меня. После выражения сожалений, Мануччи сказал мне: «По крайней мере, вы ни в чем не нуждаетесь, потому что у вас есть деньги».