— Давай отнесем шкатулку в индивидуальную просмотровую комнату, чтобы ты могла полюбоваться ей в одиночестве.
Когда отец достал шкатулку, Меер шагнула к нему и, словно в трансе, взяла колоду карт и начала их перебирать. Не обращая внимания на окружающих, она сосредоточилась на твердых прямоугольных кусках картона в руках, считая карты червовой масти, убеждаясь, что все они на месте и ни одна карта не повторяется. Это была та самая игра, в которую она забавлялась с картами Малахая.
— Меер, подожди, сейчас мы пройдем в отдельную комнату, — попытался остановить ее отец.
Вдруг завороженное мгновение разорвал громкий, настойчивый звонок.
— Was ist das?[19] — спросила Меер отца, напуганная шумом, даже не сознавая, что говорит на незнакомом языке.
— Пожарная сигнализация, — перекрывая шум, прокричал Джереми. — Вероятно, какой-то сбой. Такое бывает…
Внезапно быстро повалил дым: клубящиеся облака, поднимавшиеся вверх, расходились в стороны, тянулись к Меер. Ко всем троим. Сигнализация продолжала пронзительно звенеть. Джереми закашлял. Меер почувствовала резь в глазах. Затем и она закашляла. Совершенно неожиданно на глаза навернулись слезы, хлынувшие по щекам. Люди кричали, сигнализация звенела без умолка. В наступившем хаосе кто-то пробежал мимо Меер, оттолкнув ее. Не удержав равновесие, молодая женщина вытянула перед собой руки, пытаясь найти, за что ухватиться, но точки опоры не оказалось, и она упала, ударившись плечом об угол витрины. Острая боль разлилась по всему ее телу, и в сочетании с едким густым дымом это заставило Меер поперхнуться.
Понимая, что ей может достаться, она сейчас больше не думала об этом… нужно спасти шкатулку… нужно встать, найти ее и спасти от огня. Пошарив вслепую, Меер нащупала край стола и схватилась за него, ожидая почувствовать обжигающий жар, однако он оказался холодным. Как такое может быть, если здесь бушует пожар?
Только тут до Меер дошло, что никакого жара нет, как нет и запаха горелого. У нее не было времени, чтобы пытаться в этом разобраться. Сейчас главным было спасти шкатулку, поскольку Меер была уверена, что в ней хранится ключ к разгадке того, где находится «флейта памяти», а она ей нужна, чтобы спасти своего супруга. Где-то далеко Каспар, больной и одинокий, надеется на нее. Сунув руки в витрину, она попробовала нащупать ларец. Справа. Затем слева. Стеклянный ящик не такой уж и большой. Но в нем ничего не было.
Ветер и дождь шумели так сильно, но она слышала, как ей кричит какой-то мужчина, просит ее остановиться. Однако она не могла. Ее лошадь откликнулась на поводья и пустилась галопом. Лес здесь очень густой, и мужчине будет нелегко ее преследовать. Он блестящий наездник, но у нее было одно преимущество: несмотря на грозу, она знала этот лес, а он не знал. Но тут прогремел раскатистый выстрел.
Нет, это не выстрел, а только пожарная сигнализация. Что происходит? Дым начинал рассеиваться, но глаза у нее по-прежнему горели, и она не могла отчетливо видеть. Затем, наконец, контуры и формы стали превращаться в людей и предметы обстановки. Предметы обстановки? Люди? Но где же лес? Она ведь мчалась верхом по лесу, пытаясь уйти от жуткой, неминуемой опасности, пытаясь спасти шкатулку.
— С тобой все в порядке?
Это был ее отец, помогающий ей встать. Его лицо было мокрым от слез.
— Шкатулка у тебя? — крикнула она, перекрывая шум.
Прежде чем отец успел ответить, один из охранников с громким криком бросился к двери. Лицо у него тоже было багрово-красным, по щекам ручьями текли слезы. С каждой секундой дым все больше редел, открывая других охранников, которые помогали подняться на ноги тем, кто упал, и выводили их из помещения. Повсюду валялись опрокинутые предметы мебели, на полу были разбросаны сломанные произведения искусства.
— Что они говорят? — крикнула Меер, обращаясь к Себастьяну, находившемуся справа от ее отца. Даже ей самой собственный голос показался истеричным.
— Никакого пожара не было, это слезоточивый газ, — ответил Джереми. — Это… все это… несомненно, это было сделано, чтобы отвлечь внимание.
Меер схватила отца за руку.
— Что случилось со шкатулкой?
— Она исчезла.
ГЛАВА 30
Через частые промежутки вдоль обсаженной деревьями дороги, по которой ехал Давид Ялом, встречались часовни, посвященные Христу, Богородице или другим святым. Увы, если бы только раскрашенные гипсовые изваяния действительно могли защитить от опасности или облегчить боль, как верили многие… Когда-то сам Давид был довольно прилежным иудеем, но теперь он верил только в торжествующее зло.