На протяжении шести последних лет в школе я - официальный фотограф и летописец нашего класса, а первый фотоаппарат отец мне подарил в шесть лет. Учителя не обращали внимание, когда я на уроке доставал фотоаппарат или кинокамеру и снимал. Часто с классом ездили в горы. У меня остались киносъемки пары таких походов. Снимал на 8мм камеру, так что качество не очень. Недавно оцифровал эти фильмы, сделал DVD диск со всеми этими съемками и отослал некоторым найденным одноклассникам.
После восьмого класса нашему военруку (классный мужик!) предложили поработать директором в пионерском лагере в горах. Мне он тоже предложил там поработать. Кочегаром. Я согласился и месяц жил в военной палатке и каждый день рубил дрова для кухни. Ухайдохали с напарниками пять топоров с приваренными к топорищу трубами вместо рукояток, потом уже просто ставили топорища как клин в пеньки и били трубами. Немного подкачался от такой работы. А пеньки-то были из твердого дерева (урюк, саксаул) по твердости по ощущениям приближающейся к камню. Военрук иногда приходил тоже помахать топором. Не знаю почему, но в этом же лагере квартировали десантники. На мне лежала обязанность ранним утром (часов в пять) будить некоторых из военных, о которых заранее предупредят. Забавно, но практически всегда они спали не одни, а или с пионервожатыми (разумеется женщинами) или со старшими школьницами.
Один раз я оставил весь лагерь без завтрака, но об этом не хочу писать - стыдно. Однажды старшие группы пошли в горы с ночевкой. Сопровождала их пара десантников. В два часа ночи в лагерь примчался один из них с девочкой на руках, обогнав на час остальную группу - ее ужалил скорпион. Девочку вовремя доставили в больницу, все обошлось. Почему-то ее организм очень сильно отреагировал на яд, хотя к смертельным случаям яд скорпионов приводит достаточно редко.
В 89м году неожиданно на улице увидел бронетранспортер. По сарафанному радио передали, что в ближайшие дни желательно из дома не выходить. Родители хмурятся и ходят неразговорчивые. Мать настаивает на том, чтобы выйти на работу. Больница, в которой она работает, находится в пригороде, впрочем до нее пешком 40 минут. Отец запрещает, но она все-таки уходит. Он тоже уходит на свою работу. Отец уже на пенсии, раньше был главврачом, но уже просто по инерции подрабатывает в профилактории, чтобы не было скучно. Иногда слышатся выстрелы, но у нас тихо. Война так и прошла мимо меня, задев только слухами, да рассказом моего друга, который в самый разгар событий решил идти пешком с квартиры его прабабки, в которой он жил, к матери, до которой было 20-30 километров. Рассказывал, идет мол, а навстречу толпа узбеков, у кого-то палки в руках, у кого-то ружья и красные повязки на рукавах. Остановились, посмотрели на него, главарь чему-то кивнул и они прошли мимо. Ему повезло, что он наполовину немец - типичный ариец со светлыми волосами, как потом оказалось у местных были определенные указания, кого убивать, а кого нет. Русских, к счастью, не трогали. Потом он увидел сбитый вертолет, горящие дома. В общем, типичная картина подобных заварушек.
Мать рассказывала, что забегают в больницу узбеки с бутылками с зажигательной смесью в руках, все испугались, но вдруг один из них говорит: "Это же больница, ее нельзя трогать" и убежали.
Во всех этих событиях заставляет задуматься один момент. За неделю до описываемых событий в три часа ночи к нам пришел участковый и под расписку забрал охотничье ружье. Без всяких объяснений. После войнушки, ружье вернули. Я заметил на нем пару вроде как новых царапин, но, надеюсь, мне показалось.
С того времени всех не-узбеков, оставшихся к тому времени в стране стали потихоньку выдавливать. Дошло до того, что в каждом доме стояло до десятка пустых и брошенных квартир. Цены на них опустились до 100-300 долларов. Хорошо, если какому-нибудь узбеку приглянулась именно твоя квартира, тогда можно и за пару тысяч продать. Матери повезло (к тому времени отец уже умер), ей удалось продать нашу двушку за пять тысяч долларов.
Практически все узбеки прекрасно говорили по-русски. Мы же не озадачивались изучением узбекского. Однако мои родители в свою очередь тоже отлично знали узбекский и разговаривали с местными за милую душу. Сразу после войны многие узбеки демонстративно "забыли" русский. Тоже своеобразная тактика выдавливания. Отца это сильно раздражало. Доходило даже до того, что он демонстративно отказывал в приеме пациентам, которые якобы забыли русский язык. После чего эти знания ими мгновенно вспоминались. Не удивительно, отец был известный и уважаемый врач, к которому попасть на прием - удача.