Мемориал пустот

Мой старый знакомец, капитан полиции, рассказал ещё кое-что, предварительно выгнав остальных из кабинета. В доме, куда я с тех пор не возвращался, обретаясь то в одной, то в другой гостинице, нашли окровавленные детские ножницы с закруглёнными концами. Кровь совпала по группе. Значит, Настя сопротивлялась, может, даже сама напала на выродка в отчаянной попытке защитить меня, стоявшего в тот момент в очереди супермаркета. Пока я выбирал возле касс киндер-сюрприз, она воткнула в него свои детские ножницы. А потом начала умирать.

Капитан говорил что-то ещё, придерживая за локоть, но я не слушал. Вежливо попрощался и вышел, до ночи бродил один по улицам города. Не пил, мне не хотелось. Всё никак не мог понять, по какой же нелепой причине продолжаю двигаться и дышать. Наконец, ноги сами принесли в знакомый двор. Там, возле подъезда, прямо под нашими окнами, образовался стихийный мемориал. Я уже видел такое раз или два: тихо горели свечи и принесённые из церкви лампадки, лежали куклы, мягкие игрушки и увядшие цветы, источая отчётливый аромат кладбища. Другие люди выражали так своё горе, и по какой-то причине это было для меня важно. Кто-то даже распечатал фотографии Насти и расставил их вдоль стены. Была там и рамка со злополучным газетным снимком, где она сидела у меня на руках, размахивала воздушной вертушкой и смеялась.

Я лёг на землю так, чтобы смотреть на него. Касался пальцами стекла, в котором отражались блики пламени, пока не уснул.

🌖 🌗 🌘

Вскоре я вернулся на работу, разве что стал чаще ездить по адресам, чтобы не чувствовать спиной сочувственные взгляды коллег. Домой возвращался поздно: холостяцкая квартира казалась мне более пустой и бесприютной, чем когда-либо прежде. Наступила осень, затем необычайно тёплая для этих краёв зима, и со временем всё вернулось в подобие нормы, по крайней мере внешне. С удивлением я понял, что, незаметно для себя, обзавёлся в городе друзьями. Люди старались не досаждать, но было заметно, что им не всё равно. Чудовищная история всколыхнула весь Северодвинск, и каждый, от таксиста до продавщицы в книжном, от патрульного до работницы в окошке почты, будто стремился доказать: “мы не такие!”. Я устало показывал, что понимаю это.