Меморандум Квиллера

Я не сводил с него глаз, и он делал то же самое. Обстановка была совершенно ясной: он не мог отпустить меня живым и не мог убить, пока я не отвечу на его вопросы. Во время допроса под наркозом мне почти не задавали прямых вопросов. Все вертелось вокруг того, что я им уже сказал: Лас Рамблас, контейнер и т. д. Из основных вопросов прямо мне задали только один: "Почему вы остались в Берлине?" Это произошло после того, как Октобер обнаружил, что воздействие наркотика окончилось; он спросил меня об этом в отчаянии и с впервые появившейся в его голосе ноткой раздражения. Теперь же Октоберу придется ставить только прямые вопросы и тем самым раскрыть, что ему известно, а что нет.

- Вы сейчас не в таком положении, чтобы ставить условия, - заявил он наконец.

- Я жду.

Продолжая наблюдать за мной, Инга пошевелилась и прислонилась к стене. Знала ли она о том, что произойдет дальше? Должна была бы знать. Она побывала в Нейесштадтхалле, и ей уже следовало приобрести опыт в таких делах.

- Какое задание вы имеете от своей разведки? - внезапно заговорил Октобер. - Выявлять так называемых военных преступников для предания суду? Почему вы начали работать без прикрытия? Какую информацию вам хотел передать Ротштейн, если бы мы не помешали ему? Какие точно задачи поставлены перед вами? Вот и все.

Октобер разочаровал меня; он хорошо знал, что, начав допрашивать, только на этом остановиться не сможет. Например, он должен будет попытаться узнать адрес нашей берлинской резидентуры, какую именно информацию успел передать туда до своей смерти Кеннет Линдсей Джоунс, имена... и много других подобных сведений.

- Не валяйте дурака, - посоветовал я. В серых глазах Октобера ничего не отразилось, и он повторил:

- Вот и все мои вопросы.

Разумеется, я должен был этим довольствоваться, хотя он и сделал вид, что идет мне навстречу. Если у него были и другие вопросы, доказать это я никак не мог. Я упомянул о возможности соглашения, но он был прав - торговаться я не мог.

- Хорошо, отвечаю.

Никакой реакции, он явно не верил мне.

- Во-первых. Мое задание состоит в получении всей возможной информации о "Фениксе" и в немедленной передаче ее нашей разведке.

Ему и так это было известно.

- Во-вторых. Если я смогу выявить скрывающихся военных преступников для предания их суду, мне следует использовать это как средство для достижения цели и для ускорения выполнения основного задания.

Инга опять было пошевелилась, но немедленно насторожился охранявший ее нацист, и она замерла.

- В-третьих я начал работать без прикрытия потому, что предпочитаю так действовать. Прикрывающие иногда лишь увеличивают опасность для того, кого они должны прикрывать. Я попросил предоставить мне свободное поле действия, и моя просьба была удовлетворена.

Теперь мне предстояло говорить о том, о чем я надеялся забыть и никогда больше не вспоминать.

- Не знаю, какую информацию передал бы мне доктор Соломон Ротштейн, если бы вы не помешали ему. Думаю, что вы имеете об этом некоторое представление, коль скоро сочли нужным вмешаться ("Будьте вы прокляты!"). И последнее. Моя основная и главная задача состоит в том, чтобы узнать точно, кто именно глава организации "Феникс", и поступить с ним так, как я найду нужным.

Октобер не сводил с меня остекленевших глаз, и я сделал то же самое.

- Каким образом вам стало известно само название "Феникс"?

- У вас огромная организация, и долго скрывать это невозможно.

- Это она вам сообщила?

- Кто? - переспросил я просто потому, что мне не понравился его тон.

- Эта особа.

- Фрейлейн Линдт вряд ли настолько глупа, чтобы откровенничать с посторонними лицами, а мы с ней едва знакомы.

- Кто же "глава" этой так называемой организации?

- Не знаю. Мне известно только ваше имя.

- Местонахождение вашей резидентуры в Берлине?

- Мы договорились, что я отвечу только на вопросы, которые вы зададите одновременно.

- Отведите ее в соседнюю комнату и оставьте дверь открытой, - приказал Октобер человеку, стоявшему около Инги.

Как я и предполагал, из моей попытки "договориться ничего не вышло, и это свидетельствовало о начале конца.

Не дожидаясь, пока охранник поведет ее, Инга направилась в спальню и. проходя мимо, взглянула мне в лицо.

Охранник раскрыл перед ней дверь.

- Ничего вы этим не добьетесь, - сказал я Октобер)

( Приступайте! - приказал он.

Я понимал, что Октобер не сделал бы так, если бы Фабиан не убедил его в характере моего чувства к Инге. Он хотел подвергнуть меня сильнейшему давлению, со стоящему одновременно из жалости к женщине, испытывающей боль, и из ярости мужчины, подруга которого подвергается пытке.