Меморандум

Бородач улыбнулся по-детски, чуть обнажив ряд крепких белых зубов и, кивнув мне и женщине «спасибочки, дорогие мои», вошел в натопленное полусонное нутро вагона.

Елена Ивановна — так звали проводницу — принесла нам по паре стаканов крепкого чаю в дребезжащих подстаканниках с кремлем на борту, улыбнулась «дедушке», подозрительно кивнула мне, и мы с попутчиком остались вдвоем.

— Куда же вы направляетесь, — спросил я, распаковывая хлопающий пластиковый контейнер с сухим пайком, раскладывая по столику щедрые железнодорожные дары.

— Так в Москву, сынок, — ответил тот мягким голосом, без стеснения орудуя пластмассовым ножом, сооружая себе многослойный бутерброд с сыром, сервелатом и джемом.

— Да зачем же из ваших блаженных краев — да в этот вертеп разбойников.

— Именно потому, что в вертеп, потому что разбойников, — загадочно протянул тот.

— А я в этом городке хотел бы остаться навсегда. Очень понравилось мне у вас: тишина, покой, добрые гостеприимные люди.

— Да всё уж, милый друг, приходит конец покою и тишине. Скоро начнется…

— Почему конец? — Дернулся я всем телом. — Что начнется?

— Предреченное Иоанном Богословом и другими святыми. Неужто не читал?

— Читал, отец, — кивнул я с саркастической улыбкой. — Только сам Господь сказал, что сроков тех никто не знает, токмо Бог Отец. Так что любые предсказание времени конца света — это заведомая ересь.

— Так-то оно так, — преспокойно сказал старик, откусывая небольшие кусочки своего трехэтажного бутерброда и запивая душистым чаем цвета «настойки йода спиртовой». — Только сказано, возьмите подобие у природы: если листья у смоквы мягкие и солнышко пригревает, значит весна приходит. Так что близ, дорогой, при дверех…

— Так я не понял, почему в таком случае в Москву, если сказано убегать в горы, схватив первое, что попадет под руку из вещей.

— Мне там лучше будет.

— Да чем же?

— Мне там скажут, куда идти, чтобы народ успокаивать. Там — мой духовник.

— А, тогда понятно.

Хорошенько подкрепившись, я растянулся на своей узкой кроватке, подложив по голову две тощенькие комковатые подушки. Думал, засну, только желанный дорожный сон не приходил. Видимо, старик разбередил задремавшую было больную тему. Вроде бы сто раз уж слышал эти вопли: «Конец света наступит в марте будущего года», но проходил март, апрель, еще и еще год за годом, а столь желанного еретиками лжепророками конца нет как нет.

— Насколько я помню, перед концом должен быть расцвет православия на малый срок.

— Верно, — откликнулся старик, убравший со стола и прилегший на кровать. — А перед расцветом — третья мировая война, которая истребит две трети человечества.

— Так вроде бы Россию эта война не заденет. Там китайцы должны размолотить Запад, а мы остаемся в стороне.

— Как не заденет? Такого не бывает, чтобы мировая война кого-то не задела бы. Еще как заденет…

— И сколько до войны осталось нам?

— Дни, сынок, считанные дни, — полушепотом произнес попутчик. — Плод созрел, того и гляди падет на землю. — Он приподнялся на локте и взглянул на меня поверх стола. — Знаю еще двух человек, они устали вымаливать у Господа мирные дни — один за другим. Люди совсем пали, как во времена Лота в Содоме. Меч великого гнева Божьего занесен над нашими головами.

— Ты, отче, сказал «еще двух человек». Так может, ты один из них?

— Сего, чадо, разглашать не могу. Ибо нищ аз есмь и окаянен.

— Ну, это понятно, — прогудел я, принимая условия аскетической конспирации.

Только, подняв глаза на старика, я осекся и пристыжено умолк. Меня полоснул по лицу, прожег до сокровенной глубины души невозмутимый лазерный взор мудреца. Я будто на минуту ослеп, и вдруг вспомнил слова одного пророка: «В последние времена истинных монахов — молитвенников за весь мир — останется лишь трое. По сути, они станут управлять событиями вселенной. Только их Господь и будет слушать». Честно сказать, мне стало страшно. Я вскочил, опустил ноги на ковровую дорожку пола и в смятении поднял глаза на старца.

— Не страшись, чадо, мы в руках Божиих. Нам ли бояться предреченного! «Ей гряди, и гряди скоро!» За грозными событиями настанет долгожданное Второе Пришествие Спасителя, и суд!..И найдет великая любовь на человеков. И не будет больше зла и скорби, но блаженство и свет великий. «Если с нами Бог, то кто против нас!»

— Да, да, отче, я тоже люблю перечитывать послания апостола Павла. Замечательный ритор! Богом избранный.

— Скоро ты с ним лично встретишься…

Наступила тишина. Мягко постукивали колеса, поскрипывали невидимые крепления, за окном неслись заснеженные поля, заиндевевшие деревья, укрытые снегом дома, редкие прохожие в облаке морозного пара.