Меморандум

— Ну слушай, брат. Родился я в семье сельской интеллигенции. До седьмого класса был отличником, потом влюбился — и настал конец всему: детству, учебе, покою и уверенности в завтрашнем дне. Девушка та была не то что красавицей, но обладала каким-то шармом, обаянием, что ли… Некоторые бабы ее вообще обзывали колдуньей. В общем, тянуло меня к ней, как скрепку к магниту. Но увы, положил на нее глаз сынок начальника, подключил родителей и будто присвоил девушку. А она, хоть и поглядывала на меня с интересом, была послушной девочкой и со вздохами, через не хочу, признала себя его собственностью. На выпускном я предложил ей бежать, обещал заботиться о ней всю жизнь. Она отказалась и сбежала в туалет плакать. Тогда я решил уехать из нашего поселка, чтобы не видеть ее каждый день. Поступил в институт, отучился два года — и меня забрали в армию. Знаешь, мне там понравилось, будто все специально для меня. Когда вернулся в институт, проучился еще год и понял: работы по специальности мне не найти.

— …И ты вернулся в родные окопы.

— Да. Но уже наемником. На той войне всё пошло не по уставу, не по правилам цивилизованного ведения боя. Мои безусые пацаны сходили с ума. Не от страха!.. А когда на твоих глазах…

То, что я услышал дальше, лучше пустить сухим перечислением: распятие на кресте, отрезание головы, вскрытие пищевода, сдирание кожи, скальпирование, выкалывание глаз, пытка голодом и жаждой, членовредительство…

— Я собрал большое количество документального материала. Эти нелюди, оказывается, всё записывали на видео для отчета своим спонсорам. У меня есть диск, на который я собрал нарезку пыток и издевательств. Я просто обязан отдать тебе копию этого диска. Этого забывать нельзя!

Вроде бы, годы христианства научили меня легко прощать неприятелей, гонящих, обворовывающих и лгущих на меня — такое прощение всегда приносило мир в сердце и очищало горизонт от туч, заливая грядущее светом невечерним. А на поверку — поди ж ты — поднимается муть со дна души и не дает покоя. Может потому, что агрессия относилась не ко мне лично, а к неверующим? Одно дело читать у святителя Димитрия Ростовского, как сдирают кожу и соскребают мясо с христианского мученика — его ангелы утешают, он идет на муки произвольно, веруя в скорое вознесение души в райское блаженство. С неверующим всё не так. Совесть каким-то образом сообщает им о реальной перспективе посмертных мук в огне гееннском, поэтому страх смерти у них весьма сильный, хоть и пытаются они залить его спиртным, убегают от воплей совести в самообман, грохот музыки, суету бизнеса, миражи искусства. Может поэтому смотреть на мучения неверующих так больно. Порой возникает желание себя предложить палачам вместо этих несчастных.

Иногда просматриваю диск с фильмами, записанными Михаилом, иногда в интернете напарываюсь на ролики с изуверствами — и вскипает гнев, и руки просят оружие, и возникает желание пройти по бандитскому аулу, не снимая пальца с пускового крючка пулемета «Печенег», 650 выстрелов в минуту разрывными пулями.

Ну, днем еще ладно, все же можно как-то контролировать всплески гнева молитвой и горячим покаянием. Но то, что происходило со мной по ночам, пугало не на шутку. Вот сижу на траве рядом с тем офицером в тельняшке, справа и слева обкуренные бандиты тычут ножи в окровавленную грудь, третий снимает на видеокамеру, один стреляет в плечо пленного, другой предлагает побыстрей обезглавить ненавистного уруса и заняться следующей жертвой — мною. Руки мои связаны за спиной, в голове просвистел ураган, я впал в то самое боевое состояние, когда страх переплавляется в отчаянный бросок кобры — мои зубы впиваются в горло бандита, рот наполняется соленой кожей с колкой щетиной и терпкой горячей кровью из сонной артерии. Хлопают выстрелы, спина, руки, ноги пронзают свинцовые колючки — мне все равно, лишь бы не разжать челюсти, лишь бы не упустить горло врага. Умираю.