Перебрав предложенные кандидатуры, я решил выявить у всех троих нечто общее и создать такой, что ли собирательный образ современного неофита. Мужчины, следует отметить, раскрывались весьма неохотно, даже после благословения духовного наставника, что-то очень важное всегда замалчивали. И я, кажется, догадывался что именно. Тогда на ум пришли мои студенческие увлечения психологией, в частности, явлением эмпатии — сопереживании иному человеку с погружением в его внутренний мир. Вообще-то, погружение мне уже приходилось испытать на себе и должен сказать первый успех в этом таинственном явлении меня слегка озадачил.
Случилось это на даче моего школьного приятеля Михаила. Родители его в самом конце весны уехали на курорт, оставив его на попечение прислуги, на которую сын с детства привык внимания не обращать, лишь как должное получая от нее требуемое: накормить, убрать, почистить, выстирать и пошла вон. Миша пригласил меня скорей от одиночества — сверстники его сторонились из-за властьимущих родителей. А чтобы меня чем-то завлечь, он пригласил еще двух девушек облегченного поведения. Роскошный стол с сухим вином, купания в реке с визгливыми девицами, разговоры о шмотках и пластинках мне быстро надоели, чем больше они расходились, тем более скучно становилось.
Я взял в свою комнату в мансарде тетрадь, авторучку, термос с чаем, сухари — и попросил меня не беспокоить. Закрыл уши большими наушниками, поставил на магнитофон кассеты с концертами «Пинк Флойд» и сел писать рассказ о пятилетней Дашеньке, которая постоянно жила в душе и просила ее не забывать. Я мысленно переселился в тот жаркий день, в привокзальную толкучку, встретился с синим взором детских глазенок… Моя рука с шариковой авторучкой сама забегала по бумаге, я перестал ощущать время и место, слышать что-либо кроме тех далеких звуков — я полностью улетел в иной мир, поражаясь тому, насколько он реален и живуч в моей душе.
Из ментального полета вернулся обратно в комнату на мансарде лишь к вечеру следующего дня. Оказывается, я заснул на пару часов, очнулся как от удара в спину, приподнялся на тахте, протянул руку к тетради — и бегло прочитал написанное. Первое, что пришло тогда в голову: откуда сие? Неужели это написал я, а не кто-то другой? Даже стиль не мой… И ошибок, моих обычных ошибок правописания, практически нет, как же так? Спустился вниз, в доме передвигаясь бесшумно как мышка, находилась прислуга, имени которой я даже не знал.
— А где все?
— Так Миша с девочками ушли в гости к соседям. Беспокоить вас не велено. Я вас и не трогала. Поесть не хотите? Сейчас суп согрею.
Часы показывали 9:20, за окном темнело. Значит, я больше суток писал без перерыва! Когда на обеденном столе появилась тарелка с горячим супом-харчо, и моих ноздрей достиг аромат, на меня обрушился голод, я в несколько секунд вылил в себя обжигающую перченую наваристую жидкость, потянулся за котлетами с жареной картошкой, подвинул поближе салат с помидорами — всё это неприлично быстро уничтожил под восхищенно — одобрительные всхлипы доброй пожилой женщины. И отвалился на диван, прикрыв глаза. В нос ударил густой запах крепкого кофе — у моего лица оказалась чашка в белых полных руках. Я и его выпил. Вдруг вспомнил о тетради — она меня будто звала, как потерявшаяся девочка со слезами на глазах жалостно зовет маму. Я вскочил, буркнул «спасибо, я работать», взлетел по крученой лестнице наверх, сел за стол и… улетел обратно в жаркий день пятилетней давности.
Приём эмпатии помог мне в описании тех качеств, которые мне не свойственны. В повести моей появился харизматичный мужчина, которых с некоторых пор стали называть «суперменом» или «крутым». Я представлял себе, как полулежу в дорогущем спортивном автомобиле, одет в костюм из новой парижской коллекции, тело накачено в спортклубе, небрежно одной рукой, обгоняя старенькие драндулеты на скоростном автобане, направляю болид в особняк в стиле хай-тек, где ожидает меня дама в вечернем платье в бриллиантах, ну такая породистая (как Мишель Пфайффер)… Она млеет от моей мужественной сексуальности, прижимается шелковой щекой к моему лицу, высеченному будто из гранита (как у Шона Коннери)…