Меморандум

В итоге моя статья о политинформации вылилась в исследование феномена интересного и заняла почетное место передовицы в ближайшем номере. Сидя в фойе я наблюдал, как студенты и преподаватели расхватывали газету, читали передовицу и принимались яростно обсуждать поднятую тему, размахивая руками. Феномен интересного стал интересен всем! Нина Борисовна на занятии поставила меня в пример и предложила каждому будущему журналисту написать свое исследование этого феномена. Спустя два месяца, из сорока студентов остались трое, Шуры среди нас не было. Тогда-то Нина Борисовна и объявила, что приоритетным направлением нашей работы будет изучения феномена интересного и практическое применение его на практике. Разумеется, она сама прочитала нам лекцию на эту тему и даже предложила вместе проанализировать несколько статей из центральной прессы, наделавших много шума. Конечно, выводы были сделаны всеми, причем они сильно отличались; конечно, не всю правду мы могли сказать вслух и опубликовать… У меня же «в сухом остатке» остался свой персональный итог, с которым я поделился лишь с двумя: Ниной Борисовной и другом Юрой.

Феномен интересного кроется в истине, при условии честного, идущего от сердца, исследования проявления истины в реальной жизни человека. Что-то вроде этого. Юра, выслушав мою идею, кивнул и сказал: «А знаешь, ты своими словами выразил то, что пару тысяч лет назад уже сказал великий Человек по имени Иисус: Ищите прежде Царства Божия и правды Его, а остальное получите и так. Похоже, не правда ли?» Нина Борисовна отозвалась на мои слова несколько позже.

Перед отъездом в стройотряд я заглянул в редакцию газеты. Чуйкова дала мне редакционное задание написать цикл статей о стройотряде от имени комиссара отряда в виде дневника. Обещала опубликовать присланные главы, освободить от картошки и отправить на юг для завершения цикла. Такое задание мне понравилось. Во время нашей беседы в углу редакции, в старинном глубоком кресле для особо важных гостей попыхивал гаванской сигарой мужчина. Густой, горьковато-сладкий, откровенно буржуазный дым уносило наружу включенным на полную мощность циклопическим бакинским кондиционером. Наконец, Нина Борисовна закончила с официальной частью встречи, решительно закрыла дверь на замок и познакомила с таинственным буржуа. Сперва согласно этикету представила младшего, как начинающего, подающего дерзкие надежды журналиста, писателя, поэта, философа, и протчая и протчая — «этот мальчик вам, старым хрычам, еще кобчик отстрелит и на вакантное место глаз пришьет!» Я представил себе эту хирургическую операцию, шаря глазами в поисках какой-нибудь низины, ямки, щели, прогалины, куда бы провалиться от стыда под гомерический мужской хохот.

Во время представления гостя я несколько оторопел: передо мной сидел, как простой человек, великий журналист, кумир молодых репортеров, автор множества горячих статей, которые обсуждались буквально всем интеллектуальным сообществом страны и за ее пределами. Пока я приходил в себя, Мэтр достал из-за шторы невиданной формы и старинного содержания очень заграничную ёмкость, Нина — хрустальные бокалы отечественного литья, и мы… В общем в тот знойный день, плавно перешедший в летний вечер, а затем и в чудную звездную ночь, мы обсудили тысячи жизненно важных вопросов, рассказали мне и о судьбах корифеев журналистики. А еще я узнал, что Нина Борисовна — обаятельная женщина «в самом соку», в нее влюблены почти все столичные журналюги, не исключая и самого Мэтра (тут следовал очередной смачный поцелуй в ручку); госпожа Чуйкова написала великолепную статью о коррупции партийных чиновников высшего ранга, за что ее хотели посадить, но они ее отстояли, и она отделалась почетной ссылкой в этот закрытый город, куда отправляют честных журналистов, аристократию, узников совести и опальных академиков.

Наше развеселое и весьма полезное для меня общение завершилось под утро за угловым столиком центрального ресторана. Когда я встал и, покачиваясь от усталости, принялся выбираться наружу, в светлую летнюю ночь, рядом мелькнула сутулая тень Шуры Питерова, он взял меня под локоть и бережно повел по пустынному ночному городу. Он оказывается всё это время, от редакции газеты до последнего пристанища, следил за нами, подслушивая каждое слово, в чем признался со слезами на глазах, с витиеватыми извинениями себя, любимого, и традиционными восторгами в мой адрес. Когда-нибудь этот Иудушка Молчалин меня всё-таки убьёт, невольно подумалось мне.

Никогда не возвращайся