Мемо

– А, Поль, вы-то нам и нужны,– сказала молодая женщина и улыбнулась.

Поль увидел, как за ее спиной, выйдя из соседней комнаты, показалась Изабелла.

– Поль,– воскликнула Изабелла,– ты где-то прохлаждаешься, а тебя тут ждут.

Поль оперся о дверную раму.

– Иду,– пробормотал он, соскальзывая на пол.

Позднее Поль убедил себя, что эти его невероятные приключения еще больше похожи на правду, чем предыдущие. А так как все равно получалось, что положения, в которые он попадал, исключали одно другое, не лучше ли с радостью принимать те, которые напоминали дивные сны, приходящие на смену ужасным кошмарам.

Главное было после таких ушатов холодной воды не протянуть ноги. Дай что там холодной, сначала два раза обдали кипятком, потом три раза ледяной, и лишь раз ему повезло на теплую.

Жинесте тоже экспериментировал с «мемо-2», но, должно быть, принял слишком маленькую дозу, потому что результат получился не такой, как у Поля. Просто лучше, чем с «мемо-1», проявилась способность восстанавливать в памяти события прошлого.

Поль решил повторить опыт, который он проделал раньше, и с такой же дозой. Она была, по-видимому, раза в два больше той, что принял Жинесте.

Поль идет по шоссе у самой обочины. Он толкает перед собой деревянный чемодан на двух колесах от мотоцикла и с ручкой от метлы. Мать и старшая сестра шагают рядом, впереди трусит Фидо – их путь лежит в Нормандию. Но вот Фидо валится в траву и лижет себе лапу. Уже пять дней, как они в дороге. И за это время прошли лишь сотню километров. Надо снова помочь Фидо, у которого стерлись подушечки на лапах. Его берут на руки и укладывают на корзину, где он и разваливается с грациозностью коровы. Их перегоняет машина. Это «вивастелла».

Каникулы в их семье всегда считались святым делом. В этом году они не смогли поехать на поезде. Тогда пришлось соорудить тележку, куда свалили три одеяла и три соломенных тюфяка.

Опускается вечер. Всей семьей они впрягаются в тележку, чтобы вытащить ее в поле: по земле она катится не так хорошо, как по шоссе.

Они устраиваются на ночлег, стелют простыни, в которых кое-где просвечивают дыры. Едят хлеб с кровяной колбасой, запивая молоком. Кровяная колбаса – вещь сытная. За десять су можно наесться до отвала. Три картофелины, и ничего больше не надо. Даже четырнадцатилетнему Полю с его аппетитом.

Полю что-то не спится. К концу дня на небе нависли тучи. Если начнется дождь, придется вытаскивать из чемодана большую клеенку. Пока ее как следует расправишь, все вымокнут.

Но бояться им надо было не дождя. Откуда ни возьмись появляется крестьянин со своим мотоциклом и направляет на них фонарь. В его голосе слышится подозрение и угроза: женщины, мол, да ребенок ждут, когда явится мужчина, а тот не иначе как отправился кроликов воровать.

Ну что ж, надо вставать, все снова укладывать в чемодан и освобождать поле, чужую частную собственность, чтобы найти себе другое. И Поль снова шагает в ночи. Сон одолевает его. Но дождя нет. Считай, повезло.

Наконец Поль очнулся. Первой подошла к нему Изабелла. На губах у нее играла улыбка.

– Получилось,– сказал он. Никто не проронил ни слова.

– Я о путешествии в свое прошлое, я снова стал ребенком и еще раз пережил частицу прежней жизни.

– Ну и как это? – спросила Изабелла.

– Ни хорошо, ни плохо. Потом расскажу. Моя семья была, как бы это выразиться, довольно колоритной. Поль встал.

– И почему это,– спросил он,– никто из вас, кроме Жинесте, не отважится испробовать «мемо-2» на себе?

Дармон украдкой, как бы виновато, взглянул на него.

– Я ведь принимал С-24.

– Я о «мемо-2».

– «Мемо-2» – это ваше детище,– ответил Дармон, кивая на Поля с Изабеллой.

Поль подумал о Венсане. Где-то он теперь? В каком из миров, перпендикулярных настоящему?

– И потом,– продолжал Дармон,– я принял С-24, и с меня хватит.

Все ждали, что он скажет еще.

– Я был чем-то вроде антилопы, и на меня набросился махайродус.

– Кто набросился? – переспросила Мариетта.

– Это такой тигр, у которого клыки в виде лезвия сабли. Я очнулся от боли.

– Очень мило! – вставил Жинесте. Дармон резко обернулся.

– Ты и представить не можешь, что это такое. Куда ни ткнешься, везде живые существа пожирают друг друга, и пожирают живыми. Вот она – бесконечная доброта создателя. Надо бы каждого верующего подвергнуть такому эксперименту, чтобы вышибить из него эти глупости.

– Идея хорошая, – сказал Жинесте,– только трудноосуществимая.

– Все это потому,– уточнил Поль,– что С-24 восстанавливает не только те воспоминания, что записаны в генах одного вида. Он опускает еще глубже. Можно, к примеру, испытать то, что чувствовал в свое время птеродактиль. С-24, может, вовсе и не тупик, а просто инструмент для исследования.

– Вот ты его и исследуй, – предложил Дармон. – А когда тебя сожрут или вражеское племя сожжет тебя живьем, тогда поговорим.