Мемнох-дьявол

– Все правильно. А позже родственники матери рассказали вам совсем другую историю. Так?

– Мой дед со стороны матери был полицейским и отлично знал семью Роджера. Знал, что его отец был горьким пьяницей и дядюшка Микки тоже, хотя и в меньшей степени. В молодости Микки крутился среди букмекеров, работал так называемым «жучком», то есть добывал сведения о лошадях перед скачками. И вот однажды он утаил ставку, иными словами – присвоил деньги, которые должен был поставить на лошадь. К несчастью, лошадь выиграла...

– Я слушаю вас, Дора.

– Повторяю, дядюшка Микки был тогда еще очень молод. Можете себе представить, как он испугался. В общем, он сбежал и укрылся в баре «Корона» в районе Ирландского канала.

– На Мэгазин-стрит, – уточнил я. – Этот бар существует там уже много лет – не меньше ста, наверное.

– Люди букмекера, его верные прихвостни, заявились в бар и уволокли дядюшку Микки в подсобные помещения. Дед видел все собственными глазами. Он тоже был в баре, но сделать ничего не мог. Никто не мог. Да никто и не стал бы вмешиваться – не осмелился бы рискнуть. Но дед все видел. Они избивали Микки, пинали его ногами, сильно повредили ему верхнюю челюсть – вот почему впоследствии он так невнятно говорил. В конце концов они выбили ему глаз. Мало того, они отшвырнули выбитый глаз в другой конец помещения и раздавили его ногами. Сколько бы раз дед ни рассказывал эту историю, он не уставал повторять: «Дора, глаз можно было бы спасти, если бы эти парни его не раздавили. Они растоптали его своими остроносыми ботинками».

Дора замолчала.

– И Роджер никогда не слышал эту историю? – спросил я.

– О ней сейчас не знает ни одна живая душа, – ответила Дора. – Кроме меня, конечно. Дедушка умер. Насколько мне известно, из всех, кто был свидетелем того случая, в живых не осталось никого. Дядюшка Микки умер в начале пятидесятых. Роджер очень любил дядюшку и часто брал меня с собой, когда навещал его могилу. Папа говорил, что, несмотря на стеклянный глаз и голос, звучавший как из бочки, дядюшку Микки любили все. То же самое говорили мне и родственники матери. У него было доброе сердце, что делало его всеобщим любимцем. В конце жизни он служил ночным сторожем и снимал комнаты на Мэгазин-стрит, как раз над булочной Баера. А умер в больнице от пневмонии, причем так скоропостижно, что никто практически даже не успел узнать о его болезни. Я уверена, что Роджер не знал правду о потерянном глазе дядюшки Микки. Будь ему известна эта история, он непременно мне ее рассказал бы.

Я сидел, обдумывая услышанное, а точнее, пытаясь нарисовать в своем воображении картину только что описанного происшествия. Разум Доры был накрепко закрыт, и мне не удавалось выудить из него хоть какие-то образы, но голос ее, когда она рассказывала о случае в баре, звучал совершенно искренне. Мне, как и любому, кто когда-либо гулял по знаменитой Мэгазин-стрит – этому памятнику временам расцвета ирландских поселений, – был хорошо известен бар «Корона». Приходилось встречаться и с бандитами в остроносых ботинках – такими же, как те парни, которые выбили и раздавили глаз Микки.

– Они наступили на него и буквально размазали по полу, – сказала вдруг Дора, словно прочитав мои мысли. – Дедушка не раз повторял: «Глаз можно было спасти, если бы они не растоптали его своими остроносыми ботинками».

Какое-то время мы оба сидели, не произнося ни слова.

– Но это ни о чем не говорит и ничего не доказывает, – первым нарушил молчание я.

– Это говорит о том, что вашему другу – или врагу – известны определенные тайны.

– Но не доказывает, что он дьявол, – возразил я. – И вообще, почему он выбрал именно эту историю?

– А что, если он сам при этом присутствовал? – По лицу Доры скользнула горькая улыбка.

Мы оба коротко рассмеялись.

– Вы сказали, что он дьявол, но не несет в себе зла, – напомнила Дора.

Вид у нее при этом был доверчивый и в то же время решительный.

Я чувствовал, что не ошибся, решив просить у нее совета.

Она тем временем продолжала пристально смотреть на меня изучающим взглядом и наконец попросила:

– Расскажите, что делал этот дьявол.

Я поведал ей все, от начала до конца. Пришлось признаться и в том, что я преследовал ее отца, – ибо я не помнил, говорил ли ей об этом раньше. Потом я подробно – так же как Дэвиду с Арманом – описал все, что со мной происходило, и как дьявол следовал за мной по пятам. А в завершение произнес те же слова, что и им: «Недремлющий разум и ненасытный характер». И это истинная правда. Я не знаю, откуда мне в голову пришла такая характеристика, но она совершенно справедлива».

– Повторите, пожалуйста, – попросила Дора.

Я повторил.

– Лестат... Возможно, моя просьба покажется вам неожиданной, даже абсурдной, но... Не могли бы вы заказать какую-нибудь еду? Или, быть может, вы сами раздобудете что-то. Мне необходимо как следует осмыслить ваши слова.

– Все, что пожелаете, – откликнулся я, вскакивая на ноги.