«Наша дочь», - поправила меня тогда Терри. «Да, наша», - согласился я. Господи! Каким же надо было быть идиотом, чтобы не понять то, что буквально лежало на поверхности! Мне и в голову не пришло, что эта вульгарно накрашенная женщина в тапочках на каучуковой подошве, не вынимающая изо рта жевательную резинку, без конца полировавшая при мне свои ногти, на пальце которой, тем не менее сверкало великолепное обручальное кольцо с бриллиантом, вдруг искренне воспылает любовью к новорожденной дочери. Она была глупым, тупым животным, но животным млекопитающим и не желала расставаться со своим детенышем. Мне пришлось пройти поистине сквозь все круги ада, но все, чего я добился, - это разрешения на регулярные посещения и встречи с девочкой.
В течение шести лет я при первой же возможности мчался в Новый Орлеан, чтобы повидаться с Дорой, обнять ее, подержать на руках, погулять и поговорить с ней. Сомнений в том, что это мой ребенок, у меня не было, она была действительно кровь от крови и плоть от плоти моей. Только завидев меня в конце улицы, малышка со всех ног бросалась в мои объятия. Мы садились в такси и отправлялись во Французский квартал, чтобы в который уже раз прогуляться по Кабильдо и увидеть собор, который мы оба обожали. Потом мы шли в центральный бакалейный магазин и покупали там маффалетас. Ты знаешь, что это? Огромные сэндвичи с оливками.
- Да, знаю.
- Дора рассказывала мне обо всем, что произошло с ней за то время, что мы не виделись, - как правило, не более недели. Мы танцевали прямо на улице, я пел ей песенки. А какой чудесный голосок был у нее! Сам я никогда не обладал красивым голосом, но моя мать и Терри - да. Видимо, от них унаследовала вокальные способности и Дора. К тому же она была очень умной девочкой. Нам нравилось переправляться на пароме через реку - туда и обратно - и петь, стоя у перил. В магазине Холмса я покупал ей красивую одежду. Терри не имела ничего против - я имею в виду одежду. Конечно, я не забывал и о каком-нибудь подарке для самой Терри - бюстгальтере, наборе французской косметики или духах по сто долларов за унцию. Я готов был купить что угодно, но только не «Голубой вальс»! В общем, мы с Дорой очень весело проводили время. Иногда мне казалось, что одна только мысль о том, что я вскоре увижу Дору, поможет мне выдержать любые испытания.
- Похоже, она была столь же общительной и одаренной богатым воображением, как и ты.
- Именно так. Мечтательница и фантазерка. Однако учти: ее отнюдь нельзя назвать наивной. Меня никогда не переставал удивлять тот факт, что она увлеклась богословием. Любовь к зрелищности, артистизм она, конечно, унаследовала от меня. Но откуда в ней столь безоговорочная вера в Бога, страсть к теологии?… Не понимаю!
Теология… Это слово заставило меня задуматься.
А Роджер тем временем продолжал:
- По прошествии времени мы с Терри буквально возненавидели друг друга. А когда пришла пора определять Дору в школу, между нами начались самые настоящие битвы, едва ли не кровопролитные сражения. Я хотел отдать дочь в академию Святого Сердца, нанять для нее учителей музыки и танцев, а кроме того, требовал, чтобы как минимум две недели каникул она проводила со мной в Европе. Терри решительно возражала, заявляя, что не позволит вырастить из малышки высокомерную гордячку. Она уехала из дома на Сент-Чарльз-авеню, потому что, по ее словам, старый особняк приводил ее в ужас, и перебралась в какую-то хибару, построенную в сельском стиле на унылой улочке сырой, болотистой окраины. Таким образом, моя дочь лишилась возможности жить в прекрасном и живописном Садовом квартале и вынуждена была видеть вокруг себя лишь скучный пейзаж, лишенный каких-либо достопримечательностей.
Я был в отчаянии, а Дора между тем росла и стала уже достаточно большой, чтобы предпринимать какие-либо меры в попытке отнять ее у матери, которую она, кстати, очень любила и всегда защищала. Между матерью и дочерью существовала некая молчаливая связь, не нуждавшаяся в словесном выражении. Терри очень гордилась девочкой.
- А потом возник тот самый дружок.
- Совершенно верно. И появись я в городе днем позже, я уже не застал бы там ни жену, ни дочь. Терри налетела на меня словно фурия. К черту мои чеки, кричала она. Они с Дорой уезжают во Флориду вместе с этим нищим электриком. Дора ничего не знала и в тот момент играла на улице в конце квартала. А эти двое уже собрали вещички. Там я обоих и застрелил, в этом домишке в Метэри, где Терри предпочла жить и воспитывать мою дочь, вместо того чтобы спокойно оставаться в удобном особняке на Сент-Чарльз-авеню. Весь искусственный ковер на полу был залит кровью, брызги разлетелись повсюду.
- Могу себе представить.