– Эдуард Петрович! – воскликнул он. – Ну подумайте, что вы такое говорите! Какое оружие?! И какой из вас осведомитель? И потом, если даже допустить, что ваша безумная идея воплощена в жизнь, – как ваши недруги узнают о том, что вы теперь секретный сотрудник? Не объявление же в газету давать!
Гаврилов с ужасом посмотрел на Гурова и закрыл лицо руками.
– Простите! – глухо пробормотал он. – Действительно. Я несу какую-то чушь. У меня нет выхода. Все пропало. Никто не может мне помочь.
– Это тоже несерьезно, Эдуард Петрович! – возразил Гуров. – Вам несомненно помогут. Я прямо сейчас позвоню своему другу и попрошу отнестись к вашей информации со всей серьезностью. А вы оставьте мне свой номер телефона – если будут новости, я вам сообщу.
На лице Гаврилова не отразилось особенной радости. Он немного помолчал, о чем-то усиленно размышляя, а потом осторожно спросил:
– А можно я некоторое время буду вас сопровождать? Если меня будут видеть в вашем обществе, то, может быть, не решатся…
Гуров поморщился и терпеливо принялся объяснять:
– Вы умный человек, Эдуард Петрович, не дурак. А говорите такие детские вещи. Разумеется, вы не можете меня сопровождать. Давайте вести себя как взрослые люди.
– Но вас же интересует ограбление Белинкова? – вдруг заискивающе спросил Гаврилов.
Гуров оборвал речь на полуслове и пристально взглянул на него.
– А при чем тут ограбление Белинкова? – медленно произнес он.
Гаврилов опять заерзал на месте, поправил узел галстука и наконец, решившись, признался:
– В тот раз я отнесся к вашим расспросам слишком поверхностно. Собственно, мне было не до этого, вы же понимаете… Если откровенно, я просто пропустил все мимо ушей. Единственной мыслью было – когда же он оставит меня в покое? Вы то есть…
– Ну, это понятно, – кивнул Гуров. – И что же дальше?
– Вот. А потом я стал невольно задумываться, – сказал Гаврилов. – Уже когда вернулся домой и немного привел в порядок свои мысли. У меня, в принципе, хорошая память – я всегда ею немного гордился, – и все, что вы мне говорили о сестре, о следах в квартире моего отца, о ключах я помнил до последнего слова. Да и сейчас помню.
– И что же вы в итоге надумали? – поинтересовался Гуров.
– Сначала, признаюсь, я был так на вас зол, что вообще не хотел думать об этом, – ответил Гаврилов. – Думаю, да пошел он к черту! Это не мои проблемы! Но, сами знаете, труднее всего не думать про белую обезьяну… Все это само собой прокручивалось в моей голове, и постепенно я понял, что только и думаю об этом ограблении и папашиной квартире. И тогда я вдруг понял, что все не так просто, как мне казалось…
Он внезапно замолчал, будто потеряв нить рассуждений, и принялся сосредоточенно наблюдать, как шпарит дождь по капоту автомобиля. Гурову не хотелось вмешиваться, и он терпеливо ждал, пока Эдуард Петрович соберется с мыслями. Кажется, он все-таки не был до конца уверен в своей правоте и боялся наговорить лишнего.
– Понимаете, по характеру я очень коммуникабельный человек, – наконец продолжил он. – Да и мой образ жизни всегда располагал ко многим контактам. У меня масса знакомых среди самых разных социальных слоев. Можете себе представить, у меня есть друзья среди самых отчаянных байкеров, и в то же время я бывал принят в домах очень важных персон. Последнее, правда, больше в прошлом, но факт остается фактом – сам я открыт для любых контактов. Мне просто интересны люди, их идеи, увлечения, дела, споры… – Он опять на некоторое время замолчал и вдруг резко сменил тему: – Не помню точно, при каких обстоятельствах я познакомился с этим человеком – кажется, это была какая-то веселая пирушка, посвященная Дню города, года два назад. Мы крепко выпили на подмосковной даче у одного человека. Это крупный издатель. Имя его я называть не буду, потому что оно не имеет никакого отношения к делу. Не стану скрывать, в то время я очень часто закладывал за воротник. Наверное, это было причиной многих моих неудач, но мне казалось, что только водка дает мне силы держаться. Как вы понимаете, не составило никакого труда убедить себя в этом. Именно в этот период я был особенно непритязателен в выборе знакомств. В общем, не буду утомлять вас рассуждениями. Я познакомился с одним молодым человеком – образованным, спортивным, остроумным. Он работал инженером-химиком в одном из НИИ. Одновременно рисовал карикатуры. Пытался публиковать их в журналах. Иногда получалось. Знаете, карикатуры, на мой взгляд, были замечательные, но чересчур злые. Вряд ли у их автора были перспективы – сатирический взгляд на мир сейчас не приветствуется. Сейчас в моде все дебильное, вы согласны? – Эдуард Петрович вдруг изобразил на лице идиотскую гримасу и проговорил, передразнивая: – Сделай «Дью»! Как насчет «Фа»? Сникерсни в своем формате! Тьфу!
– Я с вами согласен, – кротко сказал Гуров. – Но мы обсудим эту тему позже. Нельзя ли ближе к делу?