Мелкий собственник

Сергеев-Ценский Сергей Мелкий собственник

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Мелкий собственник

К пятилетнему Кольке, сынишке ночного сторожа Савелия и прачки Феклы, который остался в это летнее ясное утро один на хозяйстве (отец еще не приходил со службы, а мать понесла белье в город), подошла четырехлетняя Надя, дочь больничной сиделки, принесла на руках, как ребенка, прекрасную куклу, укрытую ярко-красным, атласным стеганым одеяльцем, и сказала с подходу, вся лучась и сияя:

- Вот Катя!

- И-шь!.. "Ка-атя"!..

Колька презрительно прищурился и большим пальцем правой ноги провел по слегка влажной земле загадочную черту. Руками он ничего не мог сделать: в одной был большой кусок белого хлеба, в другой - фунтик с красной смородиной: матери нужно же было его задобрить, чтобы никуда не уходил из дому и не скучал.

- Она, когда упадет, никогда не кричит, - расхваливает свою Катю Надя, - и она все кушает, все, все...

- Ну да, - все-е!.. - задирает Колька, толкая куклу локтем. - А небось, са-мо-родину не будет!

- И са-мо-родину будет!.. Еще ка-ак!.. Все, все кушает!

Колька мгновенно прикладывает к яркому ротику куклы ягодку, но фарфоровый ротик скользкий, и ягодка куда-то пропадает из-под его трепетных пальцев.

Он изумлен. Он вскрикивает:

- Съела!

- Ну да, съела! - не удивляется Надя. - И булочку будет кушать.

Колька тут же отдирает от своего хлеба порядочный кусок, приставляет ко рту куклы, а сам нагибается над нею и смотрит во все глаза.

- Не ест!.. А, что? - кричит он. - Вот тебе и Катя твоя!.. Даже и губами не пробует!

Но объясняет Надя спокойно:

- Большой очень... У ней ротик ма-аленький!.. Дай, я сама дам...

- Ну на сама, когда так!.. Щипай сама!..

Надя отщипнула крошечку, добросовестно сует в рот своей Кате и даже сама не замечает, что крошка прилипла к ее собственным пальцам.

Однако руку она отводит назад и говорит серьезно:

- А вот это съела.

- Съела?.. Где?.. А ну, я ей сам дам!.. Вот, а, что?.. Даже и совсем никак!..

- Сыта уж, - объясняет Надя. - Она маленькая... Разве она много может?

- Ее как зовут? - спрашивает Колька тихо.

- Катя же! - удивленно отвечает Надя.

Колька очарован. Колька уже влюблен в Катю. Колька весь до краев переполнен этой влюбленностью... И он говорит глухо:

- Пускай она спит!

Девочка тут же укрывает ее заботливо и начинает мурлыкать песенку, у которой свойство усыплять детей:

- Катя, крошечка моя-я, нена-глядышка моя!

- Хым... Оглодышка! - ввязывается Колька, кусая хлеб.

- Не надо так! - укоряет Надя.

- Почему это не надо? - наступает Колька.

- Некрасивое слово... И Катя спать не будет.

- Ну, нехай спит... И не просыпается...

Колька ест хлеб и смородину, а Надя все ходит около, укачивает и напевает:

- Не-на-глядышка моя-я, ненадышечка моя!

Это очень тоненько и даже, пожалуй, грустно.

- Уснула! - говорит она, наконец, серьезно, кладет куклу на траву очень нежно и очень заботливо и обращается ласково к Кольке:

- Дай самородинки!

- Ишь ты какая!.. Пойдем дикой лук искать, тогда дам! - властно говорит Колька.

- А Катя же как?

- Нехай спит!.. "Катя"!.. Будешь еще Катю свою везде таскать!

- Ну что ж, - соглашается Надя, матерински оглядывает спящую и идет: "Катя" лежит около дома на траве, потеряться она никак не может, а в кустах, пожалуй, изорвешь ее платьице.

Кусты здесь около, потому что это - окраина города, нагорный берег реки, и среди них много колючих, идти между ними нужно осторожно, а Колька так и шныряет и кричит то и дело откуда-то, где его не видно:

- Вот он лу-ук!.. А вот еще лу-ук!.. Сколько мно-го!

Лук этот жесткий и длинный; цветочки лиловые; пахнет от него чесноком.

Надя - синеглазая, в белом, в желтых туфельках - все старается поспеть за Колькой, который кружит по кустам, как собачонка, и потом совсем уж неизвестно где. В укромном уголку между кустами попался и ей одинокий длинностебельчатый дикий лук, и она рвет его, торжествуя, и нюхает и морщит носик. Но все-таки она крепко зажимает его в руке и кричит куда-то в зеленое кругом:

- И я-я нашла-а-а!.. Ко-ля-я!.. И я нашла-а-а!

Кусты очень густые и очень высокие, - так кажется ей. И так много тоненьких веток кругом, - рябит в глазах... И под самыми кустами, в глуши попадаются кустики фиалок, - цветов давно уже нет, одни листики, сверху зеленые, а повернешь, - то будто фиолетовые, то розовые: из них выходит букетик куда лучше, чем из вонючего дикого луку.

- Надь-ка-а!.. Ты игде та-ам?.. - кричит Колька из такой дали, что его еле слышно.

- Я здеся-я-я! - отзывается Надя тончайше, насколько может, а сама спешит-спешит к нему, продираясь мимо колючек боярышника.

Но вот не слышно стало Кольки, и нет его нигде: хоть бы где-нибудь мелькнула его розовая рубашка или круглая стриженая голова.

Наде становится немного страшно даже. Она бросает дикий лук, прижимает к груди букетик из листьев фиалок и начинает всхлипывать тихо.

- Коль-ка-а-а-а! - зовет она громко и очень долго тянет: - а-а-а!