Мэлис Крэш и тайная реальность

-Учили, – Нора оторвалась от байка с некоторым сожалением. Родной блэквинд по кличке Бауглир, каждое разрешение поездить на котором приходилось с боем вырывать у родителей, перестал казаться таким уж интересным. Кстати, появился он в семье в одно время с Нориным чокамом, и история присвоения имен у питомцев была одна. Надо сказать, что семья рассчитывала только на одно энергопотребляющее животное, поэтому на первых порах малявкам (относительное определение: маленькие блэквинды значительно превосходят по размерам чокамов) приходилось делить одну кормушку. И однажды, глядя поверх изучаемой книги (было это во времена первичной застройки Эгладора) на драчку питомцев за последние три кристалла энергата, Евгений Лойе сказал: «Ну прямо битва за Сильмариллы», чем определил развитие мыслей жены, подбиравшей тварюшкам имена. Вот такая семейная легенда неоспоримой исторической ценности (Нора много раз думала, что окажись блэквинд особью женского пола, жили бы у них дома Унголианта и Мелькор). – Но так у меня никогда не получится.

-Не зарекайся, – Пейнджел оглянулся. Товарищи, крепко обязанные ему за прошлые заслуги, покидали убежище по одному и медленно. Демон даже подумал, не пообещать ли им, что на базе дадут доспать, но решил – не стоит. Мотоцикл он успел отчистить, хотя мог бы поклясться чем угодно, что без применения истинно демонических приемов ничего бы не вышло. – Хотя, возможно, так халтурно у тебя точно не выйдет, – да, не сильно он напрягался, когда на себя трудился, сразу видно. – Поедешь со вторым Сергеем, у вас с ним цветовое оформление головы совпадает.

-А шлем ты надевать не будешь? – спросил Валера, как раз занимавший место в седле. Нора подумала, что идея в общем-то верная, но по привычке ответила на попытку посторонней заботы о себе грубоватым: «Раскипелся!». Валера отчего-то смутился. Нора вспомнила, что умом людей понять можно, но не всех, напялила на голову защитное средство и заняла позицию за спиной рыжего Сергея. На Пейнджела за намек на цвет волос она решила не обижаться. Догадывается, наверное, что по причине узконаправленной специализации Нора с ходу не ответит, откуда конкретно из человеческих мозгов брать имя. Есть у ее такая проблема, спорить незачем, поэтому перед любым экзаменом, на котором может попасться такой дополнительный вопрос, наблюдается мелкая трясучка с параллельным быстрым занесением в без того переполненную оперативную память необходимых сведений. Если и есть на что дуться, то только на свою память, за редкостную дырявость по типу дуршлага.

-Вперед, братья! – провозгласил Пейнджел, по привычке поднимая вверх кулак. Народ послушался и оторвался от земли. Нора поймала свое отражение в луже. «Да уж, – подумала она, – как там мама говорила… Вылитый герой на асфальте! Или об асфальт?»

Пейнджел занял треть мозгов самым ответственным делом – искал, куда именно Элге стукнуло в голову перебросить точку входа. Вторая треть лихорадочно вспоминала, как именно надо ездить на летающем байке своей работы, а последняя – боролась с угрызениями некстати проснувшейся совести. Воистину, нет такой беды, чтобы прошла стороной мимо раскаявшегося в своих убеждениях хейтера. Не Пейнджел же, в конце концов, виноват в том, что отследить демона в условиях измененного времени, а тем более смещенного пространства (где именно сховали по отношению с общагой восьмого прихода свой филиал непредельщики, было секретом только для самых зеленых, просто точно никто ничего не знал) невозможно по определению! Нет, попробовать можно, но замаскированный под мелкомасштабный голографический портрет передатчик сгорит, а метки на него самого Рингил ставить запретил категорически, несмотря на все просьбы со стороны отца. Портрет был хитрой попыткой обойти запрет, но узнай Рингил досрочно о своем единственном шансе… В общем, кто его знает, как бы он поступил. Мог с легкостью любых глупостей наделать, по характеру ж ведь – вылитый отец. До того, как мозгами обзавелся. Разумеется, приобретать опыт своим способом Пейнджел бы никому не пожелал (а в первую очередь себе), но такой безбашенности от отпрыска он в принципе не хотел видеть. К сожалению, Рингил все больше и больше напоминал оторванного хейтера, которого Пейнджел не так давно имел неудовольствие лицезреть в любом зеркале. От матери если что и передалось, кроме фрагментов внешности, то только полное незнание пределов в вопросах поведения. Ну, еще незаурядный творческий потенциал, тщательно скрываемый от всех окружающих. Вероятно, Рингилу слишком сильно нравилось творить. Впрочем, спроси Пейнджел Нору, она бы рассказала, что его сын таким необычным образом ведет дневник. Конкретно стих о бездне, радужном мосте и собственном зеркальном отражении был написан после третьего повторения сна с аналогичной смысловой нагрузкой.