Меланхолия и воображение

„И въ самомъ дл одно мгновеніе одинъ взоръ души Ангельской, кроткой и нжной, воспалили мое сердце… Но какіе глаза, лицо, красота и любезность:… Эльмина!…. Не правда ли, другъ мой, что одно это имя заключаетъ въ себ какую-то неизъяснимую прелесть? Можно ли произнести его безъ чувства?… Но ты желаешь знать подробности: ахъ! какъ мило говорить объ нихъ!… И, такъ слушай.

«На другой день по моемъ прізд въ Варнбрунъ я отъ скуки захотлъ видть славную гору Кинастъ, которая составляетъ часть большой цпи горъ, называемыхъ Гигантскими (Riefengeb"urge). На ея вершин открылся мн великолпный видъ…. Я съ любопытствомъ разсматривалъ тамъ живописныя развалины огромнаго замка, построеннаго, какъ говорятъ, въ 15 вк Герцогомъ Болькономъ храбрымъ. Нын Природа тамъ снова утвердила свое владычество, и слды человческіе почти изгладились. Большія, густыя дерева, по крайней мр современники разрушеннаго замка, стоятъ среди лежащихъ на земл колоннъ; вс тропинки заросли мохомъ и терновникомъ. Тутъ былъ нкогда блестящій Дворъ; тутъ Государь, славный въ свое время, радовался безсмертіемъ своего имени, нын совершенно забытаго!… Остались еще нкоторые своды, часовня, башня, темница. Я ходилъ одинъ среди развалинъ, философствуя самъ съ собою о Двор Герцога Болькона — и вдругъ женскій, нжный, меланхолическій голосъ отозвался въ моемъ сердц… Любезная невидимка пла романсъ уединенной Кольмы… Ты знаешь эту Поэму Оссіанову…. Я слушалъ съ восторгомъ. Ничто такъ живо не представляетъ воображенію милаго лица, какъ пріятный, трогательный голосъ. Въ нетерпніи видть любезную пвицу спшу къ ней — и вдругъ стою неподвижно какъ мраморъ: вижу Эльмину!… Она сидла на развалинахъ аркады подл своей матери… Описывать-ли ее? Конечно; но не теперь, а со временемъ: отнын могу писать къ теб объ одной Эльмин; ничто другое не занимаетъ меня… На сей разъ буду говорить только объ ея глазахъ… Одинъ человкъ на земл можетъ быть щастливъ ихъ взоромъ: горе всмъ другимъ! Природа въ глазахъ Эльмины трогательнымъ образомъ соединила все чему Небо велитъ намъ удивляться съ любовію, врить, повиноваться. Атеистъ, смотря на нихъ, перемнялъ бы образъ мыслей своихъ; онъ увидлъ бы: душу, оживленную огнемъ небеснымъ; увидлъ-бы добродтель, я не могъ бы не обожать ея святаго образа. Большіе темно-голубые глаза Эльмины, сквозь черныя длинныя ресницы, сіяютъ умомъ и кротостію. Тишина невинности умряетъ, такъ сказать, пылкую и глубокую чувствительность въ ея взорахъ, страсть не могла бы украсить ихъ — нтъ, она ослабила бы выраженіе этой Ангельской непорочности. Никогда, никогда не осмлюсь желать, чтобы Эльмина одно со мною чувствовала; хочу единственно обожать ее и посвятить ей вс минуты жизни моей. Эльмин семнадцать лтъ; она составляетъ единственное утшеніе родителей, довольно богатыхъ, и свободна въ выбор супруга. Однакожь думаю, что щастливецъ долженъ сперва угодить матери: дочь безъ ея воли не отдастъ никому своего милаго сердца. Къ нещастію, втреность моя извстна; знаютъ, что я былъ игрокъ… Мать Эльмины иметъ право быть строгою; она молчалива, важна, чувствительна и принимаетъ меня холодно; впрочемъ здшніе совмстники мн совсмъ не страшны. Я увренъ, что сердце Эльмины свободно, оно въ невинности своей любитъ только однихъ родителей, а мать до чрезвычайности… Прости, мой другъ. Teперь уже не боюсь твоей строгой Морали: я въ шесть недль удивительнымъ образомъ сталъ благоразуменъ во всемъ — кром любви.»