Механизм пространства

Свинцовый карандаш оторвался от бумаги. Иероглиф — две башенки. У той, что справа, — хвостик, над левой — фигурная крыша. Для непонятливых — латинские буквы: «Long». А поскольку Торвен все равно чесал в затылке, девушка вновь взялась за карандаш. Раз черточка, два черточка; хвост, длинная голова с усами-спиралями…

Шаги в коридоре услышали оба — громкие, гулкие, казенные. Пин‑эр отложила незаконченный рисунок, встала.

Туже затянула поясок.

— Нет, — отрезал Торвен. — Убивать никого не надо. Я разберусь.

И не выдержал — глянул на рисунок. Уши, хвост, зубастая пасть. Дракон? Интересно, кто это здесь дракон?

3

Собреро барабанил, как оглашенный. Галуа-младший деликатно скребся на собачий манер. Вежливый портье стучал три раза и ждал. Сейчас же дверь вздрогнула от уверенной требовательности, знавшей, что имеет на это право.

— Мсье! Я знаю, что вы там!

Шкатулка с пистолетами осталась в номере Зануды. Зато под рукой имелась трость.

— Мсье! Я из министерства. Портье сказал мне…

Жестом Торвен велел Пин‑эр спрятаться в соседней комнате. Прохромав к двери, он щелкнул замком.

— Роже Шатьен, чиновник по особым поручениям. Разрешите войти.

Не вопрос — утверждение. Все равно, мол, разрешите, никуда не денетесь! Хотелось ответить колкостью, но Торвен сдержался. Портить отношения с министерством, каким бы оно ни было, глупо. Полиция и так на нас зуб точит. Не хватало еще клыков правительства.

— Прошу вас.

Особый порученец вошел в номер, как к себе домой. Несмотря на партикулярное платье, в нем чувствовалась военная выправка. Первым делом визитер окинул взглядом комнату и, не найдя ничего подозрительного, кроме столика с двумя чашками недопитого чая, обернулся к постояльцу.

На лице мсье Шатьена взгляд в первую очередь приковывали усы — черные, словно наваксенные «стрелочки». Их выровняли по линейке и заострили на концах, уподобя стрелкам часов. Больше о чиновнике и сказать‑то было нечего. Сбрей он усы — человек-невидимка.

— Чем обязан?

— Вас хочет видеть министр образования, господин Гизо.

Хорошо хоть, не министр внутренних дел! Зануда сделал себе мысленную пометку: при встрече поздравить Гизо с назначением. Вспомнилось: «Мы, истинные либералы прекрасной Франции!.. Враги здесь, в Париже! О-о-о! Они мостят путь черной реакции…» Приятнейший человек этот Гизо. К такому и ночью побежишь в одной сорочке.

— Как я понимаю, меня ждут без отлагательств?

— Вы все правильно поняли, мсье. Карета внизу. У вас найдутся две рюмки?

— Рюмки? — опешил Зануда.

— Вы в курсе, что творится в городе? Холера вернулась. Доктора рекомендуют перед выходом на улицу принять порцию крепкого алкоголя, — в руках чиновника, как по волшебству, возникла плоская фляга. — У меня есть кальвадос. Вы пьете кальвадос?

— Благодарю за заботу…

Рюмки отыскались в буфете.

— Ваше здоровье.

— Взаимно.

Торвен покатал напиток во рту. Душистый яблочный огонь приятно обжег язык и нёбо; скользнул вниз по пищеводу. Сейчас Зануда с легкостью изобразил бы огнедышащего дракона — того самого, с рисунка фрекен Пин‑эр. Что ж, от заразы защитились.

Вперед!

Министерская карета была скромной, но элегантной. Лаковый короб цвета старого дуба — без резьбы, украшений и позолоты. Мягкая рессорная подвеска. В упряжке — вороная пара. На козлах восседал кучер в черном фраке и цилиндре — бесстрастный, похожий на гробовщика.

«Такой завезет…» — оценил Торвен.

Внутри карета оказалась исключительно удобной: упругие сиденья, обитые кожей, поручни, шторки на окнах. Особый порученец расположился напротив. Шторки, по обоюдному молчаливому согласию, задергивать не стали. Людей на улицах было мало, да и те спешили по своим делам, не поднимая голов.

Праздно фланирующая публика исчезла.

— Это днем, — заметил Шатьен, забавно дернув усом. — А вечером пускаются во все тяжкие. Балы, кутежи, гулянки. Вчера затеяли карнавал. Гуляли всю ночь, как перед концом света. Мы, парижане, усердно выполняем предписания врачей…

Он усмехнулся, нюхая флакон с камфарой.

— Врачей?!

— Не знаю, как у вас в Дании, а у нас чтут традиции. Нельзя показать болезни, что ты ее боишься. Напротив, надо радоваться и веселиться, как ни в чем не бывало. Тогда эпидемия испугается и уйдет.

— Помогает?

Карета проехала мимо фонарного столба, выкрашенного свежей красной краской. На столбе болталась доска с черной надписью: «ПОМОЩЬ ЗАБОЛЕВШИМ ХОЛЕРОЙ». Это значило, что поблизости можно найти больницу, носильщиков или труповозку.

— Не очень. Есть и другие методы.

— Например?

— Профессор Бруссе предлагает строжайшую диету: ничего не есть и не пить.

— Ничего?

— Абсолютно. Плюс пиявки и кровопускания.

— Его пациенты излечиваются?

— Не сказал бы. Единственным утешением им служит то, что умерли они не от холеры.

Навстречу, чудом разминувшись с каретой, прогрохотал артиллерийский фургон — «омнибус мертвецов». Дрог и телег не хватало, властям пришлось обратиться за помощью к армии. Оба солдата-возницы — тот, что сидел у дышла, и тот, что был на выносных — пьяные с утра, горланили похабные песни. Во чреве фургона перекатывались гробы, угрожая снести дверцу и вывалиться на мостовую.