Механический рай

— Угу, — согласился Гера, отойдя на всякий случай кокну.

Директор неловко потоптался на месте, подошел к старым ходикам, завел их. Вздохнул.

— Странный ты мальчик, — сказал он. — Будем завтракать, или спать ляжешь?

— Я бы лучше почитал чего-нибудь. Дайте какую-нибудь книжку. С картинками.

Директор открыл шкаф, вытащил с полки объемистый том.

— Сервантес, «Дон-Кихот». Подойдет?

— А интересно?

— Спрашиваешь! А пока снимай брюки. И рубашку.

— Зачем?

— Надо все это барахло замочить и постирать.

— Нет, нет. Я сам. Потом. Я новые куплю.

— У тебя что же, есть деньги?

— Немного. — Гера решительно взял книгу и уселся в кресло-качалку. — Вы не обращайте на меня внимания.

— Да, все-таки ты странный мальчик, — вынес свой вердикт Филипп Матвеевич, прежде чем уйти на кухню. — Еда в холодильнике, захочешь есть — сам найдешь.

Когда он снова вернулся в комнату, Гера уже спал, свернувшись калачиком в кресле-качалке. Сервантес валялся на полу, раскрытый на литографии Рыцаря Печального Образа. Директор поднял свою любимую книгу, положил ее на стол. Затем принес плед и укрыл им мальчика. Некоторое время он молча стоял над ним, всматриваясь в его лицо. Во сне Гера шевелил губами, словно пытался что-то сказать, но не мог выговорить. «Он красив, — подумал Филипп Матвеевич. — И это станет его бедой на всю жизнь. Лучше бы он был уродом». Коснувшись пальцами его лба, директор почувствовал холод. Мальчик что-то пробормотал, какое-то слово, не то «люблю», не то — «убью»… Директор резко повернулся и вышел из комнаты.

За столом во время завтрака царило неловкое молчание: и отец, и дочь старались не смотреть друг на друга. Карина же, наоборот, буквально жгла их обоих взглядом. Она впервые чувствовала себя какой-то лишней, словно, выполнив наконец свою главную роль, осталась не у дел. И теперь она не знала, что предпринять дальше. Владислав, допив чай, засобирался на работу.

— Позвони Клеточкину, — сказал он, будто угадав ее мысли. — Если что-то стоящее — не отказывайся. Приду вовремя.

— Я так и собиралась сделать, — ответила Карина, подставив для поцелуя щеку.

Поглядев на дочь и слабо улыбнувшись, Владислав вышел из квартиры. Карина стала убирать со стола посуду.

— Я тоже пойду, опаздываю, — сказала Галя. Она думала, что именно сейчас мать начнет читать нотации, но та лишь как-то спокойно, даже равнодушно пожала плечами. Ночь вымела из сознания все страхи и волнения. Действительно, пришла пора подумать и о себе, годы уходят, а она не обязана всю жизнь быть привязанной к мужу и дочери.

— Иди, — ответила Карина, не оборачиваясь. И добавила: — Когда вернешься, возможно, меня не будет дома. Ты знаешь, как разогреть обед.

— Конечно, — кивнула Галя, не вникая в слова матери.

Она была поглощена своими мыслями. Утром, встав с кровати и открыв окно, чтобы сделать зарядку при свежем воздухе, Галя увидела перевязанный бечевкой пакет, лежащий на подоконнике. Почему-то она сразу подумала, что это сюрприз от Геры. И некоторое время гадала, каким образом он попал сюда. Потом распутала бечевку и развернула пакет. Она ожидала обнаружить внутри коробку конфет или книгу. Но там лежала видеокассета без названия. Повертев ее в руках, Галя включила магнитофон, приглушив звук, чтобы в комнату не вошли родители. О зарядке она забыла, усевшись на краешек стула. Титров не было. Гнусавый голос за кадром произнес: «Учебное пособие для начинающих лесбиянок». Появились две-молодые красивые девушки, стали целоваться и попутно раздевать друг друга. Галя давно знала, откуда берутся дети и какие сексуальные извращения существуют, но тут она воочию видела перед собой столь откровенные сцены, что щеки ее начали густо краснеть. Минут пять, не отрываясь, она смотрела на экран телевизора, пока не опомнилась, услышав в коридоре голос отца. Поспешно вскочив, она выключила видик, вытащила кассету и, не зная, куда ее спрятать, вышвырнула в открытое окно. «Дурак! — подумала Галя со злостью. — Зачем он это сделал?» Она стояла, прижав ладони к щекам, и ей хотелось расплакаться.