Мегрэ в Нью-Йорке

Не был ли этот рыжий чем-то вроде доброго гения? На Сорок девятой улице, в двух шагах от Бродвея, от огней и шума, он спустился на несколько ступенек, словно для того чтобы нырнуть в подвал, и толкнул какую-то дверь. На стекле двери была занавеска в красных квадратиках. Такие же демократичные квадратики, напоминающие ресторанчики Монмартра и парижских пригородов, были здесь и на столиках. Посетителей встретил запах домашней кухни, блеск стойки и полноватая хозяйка, от которой слегка отдавало предместьем; она спросила:

— Что будете кушать, дети мои? Конечно, у меня всегда можно получить бифштекс, но сегодня есть петух в вине.

Капитан О'Брайен ласково и чуть застенчиво улыбнулся.

— Вот видите, — не без иронии сказал он Мегрэ, — Нью-Йорк — это вовсе не то, что о нем думают.

И вскоре на столе появилось самое настоящее божоле в сопровождении тарелок с источающим аромат петухом в вине.

— Не будете же вы утверждать, капитан, что американцы всегда…

— …ужинают так, как сейчас мы с вами? Пожалуй, не каждый день. И пожалуй, не все. Но, честное слово, у нас есть люди, которые но брезгают старой кухней, и я назову вам сотню ресторанов, таких же, как этот. Сегодня утром вы приехали. Прошло часов двенадцать, самое большее, и вы уже как дома, не правда ли? Ну а теперь продолжайте вашу историю.

— Я уже сказал, что этот Мак-Джилл ждал меня в холле «Сент-Рейджи». Я сразу понял, что он решил изменить обращение со мной.

Только в шесть часов Мегрэ, освободившись от Мак-Джилла, смог позвонить капитану О'Брайену из федеральной полиции, с которым он познакомился во Франции несколько лет назад, когда они вместе расследовали серьезное международное преступление.

На свете нет более мягкого и застенчивого человека, чем этот высоченный капитан с рыжими волосами и хитрющей физиономией: в сорок шесть лет он еще умел краснеть от стеснительности. О'Брайен назначил комиссару свидание в холле «Сент-Рейджи». Чуть только Мегрэ заговорил о Мора, О'Брайен отвел его в маленький бар поблизости от Бродвея.

— Вы, наверно, не любите ни виски, ни коктейлей?

— По правде сказать, предпочел бы пиво.

Это был самый обыкновенный бар. Несколько человек у стойки, и за полудюжиной столиков, тонущих в полумраке, влюбленные парочки. Нелепая мысль: привести Мегрэ в такое место, где ему нечего делать.

Но еще нелепей было видеть, как капитан О'Брайен ищет в кармане монетку и важно сует ее в щель автоматического проигрывателя, который начинает играть под сурдинку нечто нежно-сентиментальное.

О'Брайен улыбался, зорко следя за коллегой насмешливыми глазами.

— Вы не любите музыку?

У Мегрэ не прошло еще плохое настроение, и скрыть это ему не удалось.

— Начнем. Я не заставлю вас ждать. Смотрите: вот машина, которая продает музыку. Я опустил в щель монетку в пять центов, и это дает мне право слушать заезженный мотивчик в течение приблизительно полутора минут. В нью-йоркских барах, пивных и ресторанах несколько тысяч таких машин. И десятки тысяч — в других городах Америки, даже в самых маленьких. В этот самый момент, в эту минуту, что мы разговариваем, работает, по крайней море, половина этих автоматов, которые вам кажутся варварскими; другими словами, люди опускают по пяти центов, что составляет десятки тысяч пятицентовиков, а это составляет… Но я не больно силен в арифметике. А знаете, кому идут эти nickels[2], как мы говорим? Да вашему другу Джону Мора, более известному в Соединенных Штатах под именем Маленького Джона. Кроме того, Маленький Джон установил такие автоматы, на которые у него нечто вроде монополии, в большинстве южноамериканских республик. Теперь вам понятно, что Маленький Джон — важная персона?

И все время в его голосе звучала едва уловимая ирония, так что Мегрэ, не привыкший к этому, в конце концов задал себе вопрос: наивен его собеседник или попросту насмехается над ним?

— А теперь мы можем пойти пообедать, и вы расскажете вашу историю.

Они сидели за столом, в тепле и уюте, а за окном дул такой шквальный ветер, что прохожие шли, согнувшись, кто-то гнался за сорванной шляпой, а женщины обеими руками придерживали юбки. Буря, несомненно, та, от которой Мегрэ страдал в море, достигла берега и теперь сотрясала Нью-Йорк: срывались вывески, с верхних этажей что-то падало, казалось, даже желтые такси с трудом прокладывают себе дорогу против ветра.

Началась она сразу после завтрака, когда Мак-Джилл и Мегрэ уходили из «Сент-Рейджи».

— Вы знаете секретаря Мора? — спросил Мегрэ у О'Брайена.