Мегрэ и убийца

Молодая хорошенькая горничная явно недоумевала, оставить ей Мегрэ одного или наблюдать за ним: она не очень-то доверяла жетону, который он ей предъявил.

— Господин Батийль — предприниматель?

— А вы его не знаете?

— Нет.

— Вы не знаете, что он владелец косметической фирмы «Милена»?

Что он знал о косметике? И что мог узнать о ней от г-жи Мегрэ, которая лишь иногда пользовалась пудрой?

— Сколько ему лет?

— Года сорок четыре, может, сорок пять. Он так молодо выглядит…

Она покраснела — наверное, чуть-чуть влюблена в хозяина.

— А его жена?

— Наклонитесь немного и увидите ее портрет над камином.

Голубое вечернее платье. Голубое и розовое, видимо, цвета этого дома, как и полотен Мари Лорансен.

— Кажется, лифт…

У горничной невольно вырвался вздох облегчения.

Она подбежала к двери и вполголоса заговорила с хозяевами. Молодая, элегантная и на вид беззаботная пара, вернувшаяся из театра домой, они издали бросали взгляды на незнакомца в намокших брюках и ботинках, который, пытаясь скрыть смущение, неловко поднялся со стула. Мужчина скинул серый плащ, под которым был смокинг; у его жены под леопардовым манто было вечернее серебристое платье. От Мегрэ их отделяло метров десять. Батийль быстро и энергично подошел первым, жена — за ним.

— Мне сказали, вы комиссар Мегрэ? — негромко осведомился он, нахмурив брови.

— Верно.

— Если не ошибаюсь, вы возглавляете отдел Уголовной полиции?

Последовала короткая неловкая пауза, во время которой г-жа Батийль пыталась догадаться, в чем дело; она уже не была в том беззаботном настроении, как несколько мгновений назад, когда перешагнула порог.

— Странно! В такое время… Вы, случайно, не по поводу моего сына?

— Вы ждете неприятных известий?

— Вовсе нет. Но давайте не здесь. Пройдем в кабинет.

Кабинет был последним в ряду комнат, выходивших в гостиную. Впрочем, настоящий кабинет Батийля находился, видимо, в другом месте — в здании фирмы «Милена», мимо которого Мегрэ часто проезжал по авеню Матиньон. Стены кабинета были заставлены книжными шкафами из очень светлого дерева — лимонного или кленового. Светло-бежевые кожаные кресла, такой же бювар на письменном столе. Рядом — фото в серебряной рамке: г-жа Батийль и две детские головки — мальчик и девочка.

— Садитесь. Давно меня ждете?

— Всего минут десять.

— Не хотите ли выпить?

— Нет, благодарю.

Казалось, теперь уже мужчина оттягивает момент, когда ему придется выслушать комиссара.

— Вам не приходилось тревожиться за сына?

Батийль на секунду задумался.

— Нет. Он спокойный, сдержанный парень, может быть, даже слишком.

— Что вы думаете о его знакомствах?

— Практически он ни с кем не общается. В отличие от сестры, которой только восемнадцать: вот она легко завязывает знакомства. У него нет ни друзей, ни приятелей. С ним что-то стряслось?

— Да.

— Несчастный случай?

— Если это можно так назвать. Сегодня вечером на темной улице Попенкур на него напали.

— Он ранен?

— Да.

— Тяжело?

— Он мертв.

Мегрэ предпочел бы их не видеть, не присутствовать при этом жестоком ударе. Светская пара, полная уверенности и непринужденности, исчезла. Их одежда вдруг перестала быть творением знаменитых модельеров. Даже квартира потеряла свою элегантность и обаяние. Перед комиссаром сидели мужчина и женщина, раздавленные и все еще отказывающиеся поверить в подлинность того, что им сообщили.

— Вы уверены, что это мой…

— Антуан Батийль, не так ли? — спросил Мегрэ и протянул еще влажный бумажник.

— Да, бумажник его. — Мужчина машинально закурил. Руки у него дрожали. Губы тоже. — Как это произошло?

— Он вышел из маленького бара для завсегдатаев. Прошел под ливнем метров пятьдесят, и тут кто-то сзади нанес ему несколько ударов ножом.

Лицо женщины исказилось, словно ее ударили. Муж обнял ее за плечи, хотел что-то сказать, но не смог. Да и что говорить?

— Задержать удалось?.. — спросил он, лишь бы не молчать.

— Нет.

— Умер сразу?

— Как только привезли в больницу Сент-Антуан.

— Мы можем его увидеть?

— Советую ехать туда не сейчас, а дождаться завтрашнего утра.

— Мучился?

— Врач говорит, нет.

— Пойди ляг, Мартина. Или хотя бы подожди в спальне, — осторожно, но решительно он вывел ее из комнаты. — Я сейчас вернусь, комиссар.

Батийль отсутствовал с четверть часа; когда он вернулся, лицо его было бледное, изможденное, взгляд — отсутствующий.

— Садитесь, прошу вас.

Он выглядел маленьким, худощавым, нервным. Казалось, Мегрэ угнетает его своим ростом и плотностью.

— Так и не хотите выпить? — открыв небольшой бар, Батийль достал бутылку и два стакана. — Не стану скрывать: мне это сейчас необходимо. — Он приготовил себе виски и, наливая во второй стакан, спросил:

— Вам содовой побольше? — после чего сразу продолжил:

— Не понимаю. Не могу понять. Антуан ничего от меня не скрывал, да ему и нечего было скрывать. Он был… Больно говорить о нем в прошедшем времени, но придется привыкать. Он был студентом, изучал в Сорбонне литературу. Не входил ни в какие группировки, совершенно не интересовался политикой.

Опустив руки, он уставился на светло-коричневый ковер и проговорил, словно рассуждая вслух:

— Убили… Но за что? За что?