Мегрэ и строптивые свидетели

— Конечно, это рискованно, не так ли? Но редко случается, чтобы воровали такие приметные машины, их слишком легко отыскать.

— Вы и ваши коллеги работаете также и по воскресеньям?

— Да, нам часто приходится…

— Ты уверен, что ты не врешь, Жако? — вмешалась Вероника, подавая на стол жаркое.

— А зачем мне лгать? Ты сама знаешь, что наша фирма оплачивает и гараж, и горючее… Если кому-нибудь надо срочно съездить по делу и у него нет под рукой машины…

— Само собой разумеется, вы незнакомы с Полет?

— С какой Полет?

Вероника Ляшом больше не улыбалась. Она стала чрезвычайно серьезной.

— С моей невесткой, — уточнила она.

— Ах! Да… Я смутно вспоминаю, ты мне о ней говорила…

— Вы ее знаете?

— Да, по имени.

— И вам известно, что она живет на набережной де-ля-Гар?

— Вы мне об этом напомнили. Я забыл.

Мегрэ заметил, что внизу, у консьержки, был телефон. В гостиной у Вероники тоже стоял телефон.

— Вы разрешите мне позвонить?

— Вы знаете, как пройти к телефону?

Он вошел в гостиную один и позвонил консьержке.

— Говорит Мегрэ… Я на шестом этаже… Да… будьте добры, посмотрите на улице, не стоит ли там маленькая черная машина… В ней должны находиться молодой мужчина и женщина средних лет… Скажите им от моего имени, что я прошу их подняться сюда…

Он не понизил голоса. На кухне все было слышно. Это была неприятная работа, и он старался сделать ее корректно.

— Прошу извинения, но я вынужден произвести очную ставку.

Ему показалось, что круглые глаза Вероники, еще недавно такие веселые, стали влажными. Ее грудь поднималась в другом ритме. Она заставляла себя есть, но у нее уже пропал аппетит.

— Ты можешь поклясться, что ничего не скрываешь, Жако?

Даже само имя «Жако» звучало сейчас неуместно.

— Уверяю тебя, Ник…

Первый раз в жизни — Вероника сама призналась в этом — у нее была серьезная связь, и, несмотря на весь свой внешний цинизм, она должна была дорожить этой любовью. Чувствовала ли она, что ее любовь под угрозой? Или у нее всегда были сомнения в искренности агента по рекламе? Или, может быть, она сознательно закрывала глаза, потому что в тридцать четыре года она устала играть роль женщины в смокинге и умирала от желания выйти замуж, как все?

Мегрэ ждал звонка. Когда он раздался, Мегрэ бросился в коридор и сам открыл дверь.

Как он и ожидал, бакалейщица надела праздничное платье, черное пальто с куньим воротником и очень вычурную шляпку… Лапуэнт ограничился тем, что лукаво подмигнул своему патрону и сказал:

— Я торопился, как только мог.

— Войдите, мадам. Это вы, не так ли, видели вчера вечером красную машину, стоявшую против вашего магазина?

Он сознательно избегал слова «лавка».

— Да, месье.

— Следуйте за мной.

Она молча остановилась в дверях кухни, затем, обернувшись к комиссару, спросила:

— Что я должна сделать?

— Вы кого-нибудь здесь узнаете?

— Конечно.

— Кого?

— Вот этого господина, который обедает…

Мегрэ снял с вешалки плащ и шляпу Сенваля.

— Я их узнаю тоже. Кроме того, я уже на улице узнала машину. У нее вмятина на правом крыле.

С сухими глазами, сжав зубы, Вероника Ляшом встала из-за стола и опустила свою тарелку в раковину. Ее друг тоже перестал есть. Он колебался, продолжать ли ему сидеть, и наконец встал, пробормотав:

— Ясно.

— Что ясно?

— Я там был.

— Благодарю вас, мадам.

— Ты можешь отвезти ее обратно, Лапуэнт, пусть на всякий случай она подпишет свои показания.

Когда они остались втроем, Вероника сказала чуть охрипшим голосом:

— Вас не затруднит, вас обоих, обсуждать ваши дела в другом месте, а не в моей кухне?.. Пройдите в гостиную, если вам угодно…

Мегрэ понимал, что она хочет остаться одна, возможно, чтобы заплакать. Он ведь испортил ей не только вечер, но гораздо больше. Интимный обед вдвоем плохо кончился.

— Пойдемте…

Он неплотно прикрыл за собой дверь, считая, что дочь Ляшомов имеет право знать все.

— Садитесь, месье Сенваль.

— Вы позволите мне закурить?

— Пожалуйста.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы сделали?

— А вы?

Любовник Вероники походил на школьника, который, застигнутый на месте преступления, упрямится и капризничает.

— Я могу тотчас же доказать вам, что вы ошибаетесь.

Мегрэ уселся напротив него и стал набивать трубку. Он молчал, не желая облегчать положение своего собеседника. Он сам понимал, что это несправедливо. Следователя Анжело здесь не было, а Сенваль не требовал присутствия адвоката.

Должно быть, он казался красивым парнем женщинам определенного типа, но вблизи, особенно в эту минуту, у него был потасканный вид. Без привычного апломба, которым он обычно щеголял, он становился слабым и нерешительным.

Он чувствовал бы себя более непринужденно в баре напротив.

— Я читал газету, как и все, и теперь догадываюсь, о чем вы думаете.

— Я еще ничего не думаю.

— Тогда для чего же вы привели сюда эту женщину, которую я вижу в первый раз?

— Для того чтобы заставить вас признаться, что вы были вчера на набережной де-ля-Гар.

— Ну и что из этого?

— Ничего, кроме того, что вы знаете Полет Ляшом.

— Ну и что?

Он снова начал обретать уверенность, вернее, пытался хорохориться.

— Я знаком с сотней женщин, но я никогда не знал, что это уголовное преступление.