Святая Офиуса быстро шла по петляющим коридорам, шепча молитвы и освещая себе путь фонарем. Она коротко кивнула стражницам, стоявшим у дверей ее кельи, и те расступились, пропуская госпожу. Святая захлопнула за собой дверь, надежно заперла ее изнутри, несколько раз проверила замки и лишь тогда обернулась.
Ее холодная мрачная келья была почти пустой. Ничто не украшало стылые каменные стены, да и мебели было мало. Она свела руки на груди в знак аквилы, склонилась перед алтарем, занимавшим большую часть аскетичной комнаты, и зажгла маленькую свечу. Алтарь представлял собой обычный металлический столик, на котором располагалась грубо вырезанная из дерева фигурка человека с крыльями и мечом. Офиуса выкрасила бóльшую часть фигурки в темно-красный цвет собственной кровью, но лицо представляло собой белую маску с двумя кровавыми отпечатками пальцев вместо глаз.
— Астра Ангелус, — прошептала святая, и в глазах ее заблестели слезы. — Ты так близок. После всех этих лет, Мефистон, ты услышал меня. И пришел. Сошел к нам со звезд.
Она откинула вуаль, не сводя напряженного взгляда с деревянной статуи, и стала ждать ответа. Свет свечи омыл ее изуродованное лицо.
Как и всегда, прошло несколько мгновений, но святая терпеливо ждала, пока наконец маленькая статуя не начала двигаться. Она дергалась и лязгала, словно механическая игрушка, постепенно оживая, а затем подалась вперед, уставившись на нее кровавыми глазами.
— Конечно же, я услышал тебя, Офиуса. Исполненные такой праведности молитвы могут пронестись через десятки Галактик. Я услышал каждое слово так же ясно, как если бы ты прошептала их мне на ухо. Сам Бог-Император уверил меня, что ты не подведешь. И ныне твои труды близятся к завершению. Всего через несколько часов я прибуду к тебе, и тогда исполнится все, ради чего мы боролись. Благодаря твоей преданности и храбрости.
— Отступники не смогли и не смогут даже приблизиться к вратам. — Слезы текли по освежеванной плоти святой. — Мы легко удержим их, пока ты не придешь, дабы забрать клинок.
Дрожа и вибрируя, деревянная фигурка потянулась, чтобы прикоснуться к ее сжатым рукам.
— Твой вере уготовано еще одно недолгое испытание, Офиуса, — сказал он.
— О чем ты? — прошептала женщина, с трудом дыша от волнения. — Я сделаю все. Все, что потребуется от меня, лорд Мефистон. Скажите, что вам нужно? Просто скажите, и я исполню. Я пойду на любые жертвы. Я…
— Ты и так уже делаешь все необходимое, дитя мое. — Деревянный человек показал на дрожащий потолок, с которого сыпалась пыль. — Я лишь хочу предупредить тебя, что битва не будет столь краткой, как ты думаешь.
— Эти гвардейцы едва ли достойны смерти под нашими орудиями, Астра Ангелус, — нахмурилась святая. — Не думаю, что погибнет хотя бы одна из моих Сестер. Мы легко отправим их в бездну, мой господин, ведь ересь лишила их рассудка. У такой армии нет сил взять Вольгатис. Это безумие. Они гибнут сотнями и не доживут до рассвета.
— Я и не ждал меньшего от Адепта Сороритас, но речь идет не о драгунах. Испытанием станут не гвардейцы, но те, кто придет за ними.
Офиуса уже собиралась задать вопрос, но затем покачала головой, гордо вздернув подбородок.
— Я не страшусь ничего, Астра Ангелус. Мы удержим врата до твоего прибытия, что бы отступники ни бросили против нас. Когда ты придешь в Вольгатис, я буду готова, как и обещала.
— Я знаю, — ответил деревянный человек. — И всегда знал. Мы грезили, грезим и будем грезить.
— Мы грезили, грезим и будем грезить?.. Что это значит, мой господин? Это молитва?
— Ничего, — ответила кукла, с резким щелчком тряхнув головой.
Похоже было, что деревянный идол за что-то рассердился на себя.
Офиуса еле заметно отодвинулась от стола, уловив в обращавшемся к ней голосе что-то незнакомое. Ее разума коснулась холодная тень, словно бы она вспомнила то, что скрывала от себя, предпочтя забыть. Слова заронили в ее душу зерно страха, пусть святая и не могла дать ему имя.
— Ты боишься? — спросила фигурка. — Это было бы ожидаемо. Император и я просили и попросим от тебя многого, требуя держаться, пока планета погружается в безумие. Я знаю и знал, что грядущая битва станет суровым испытанием. Если бы ты захотела или хочешь, я мог бы возложить это бремя на другого.
— Нет! — воскликнула Офиуса, взяв себя в руки и отринув сомнения. Затем она заговорила тише: — Нет, Астра Ангелус, я не боюсь. Не лишай меня своей веры теперь, когда мы так близко. Я буду звать тебя, пока не отдам тебе в руки Окаменелый меч. Я буду звать тебя так же, как звала все эти годы.
— Воистину ты отмечена и была отмечена божественной благодатью, Офиуса, как я знаю и знал. Помнишь ли день, когда мы встретились впервые?
— Конечно. Я думала, что проклята. — Женщина улыбнулась. — Думала, что осквернена этими неестественными ранами. А затем ты явился мне. — Ее голос дрогнул. — И открыл мне путь к спасению.
— Ты сожгла собственную кожу. Какое еще доказательство твоей чистоты могло бы потребоваться Императору? Как могла остаться скверна в той, кому хватило духу выжечь отметину Хаоса со своего тела? — Деревянный человечек кивнул.