Даже слова Димитры не смогли испортить ему настроение. За те дни, что минули после встречи с Мефистоном, Антрос унял тревоги и теперь чувствовал растущую уверенность в том, что его готовят к своеобразному повышению. Очевидно, поэтому о нем и расспрашивали. Лексиканий всегда полагал, что ему уготована великая роль, и чем больше он думал об этом, тем сильнее крепла его убежденность, что Властелин Смерти собирался выдвинуть его для назначения на важный пост в одной из боевых рот.
Он прошел обратно через скрипторий и начал подниматься по лестнице, которая длинными ленивыми дугами огибала внешнюю сторону башни, закручиваясь вокруг ее покрытых лишайником скругленных стен, словно вымпел, намотанный ветром на флагшток. Под ним раскинулся либрариум Сагрестия — окутанная тенями масса склепов, колоннад и реликвариев, усеянных таким количеством огоньков, что он чувствовал себя богом, глядящим вниз на далекий небосвод. Он знал, что это лишь кельи писцов и рубрикаторов, но отсюда они казались звездами, а вокруг них подобно кометам кружили механические жаровни, освещавшие путь из одной части либрариума в другую. Всю свою жизнь лексиканий провел под этими далекими круглыми сводами. Он сжал руку на перилах, осознав, сколь близок к исполнению мечты, и представил победы, которые одержит, когда Мефистон отправит его в боевую роту.
Странный звук отвлек его от праздных раздумий. Антрос взглянул вверх, на ступени, ведущие к его личным покоям. Его сантуарио находился на самой вершине башни, и нежданным гостям там были не рады. Но он был уверен, что слышал, как закрывается дверь. Антрос взбежал по ступеням и пришел в ярость, увидев, что дверь приоткрыта.
Луций ворвался в центральный зал и стал озираться в поисках следов кражи или беспорядка. Но все было на месте. На верстаках лежали талисманы и амулеты, которые он неспешно восстанавливал, а также другие эзотерические предметы, унаследованные им от прошлого хозяина Округлой башни: черепа птиц и зверей, детали архаичного оружия, бледные зародыши в стеклянных сосудах, астролябии, планетарии и бесчисленные иные устройства для прорицания и предсказания. Поразительное собрание причудливых вещей громоздилось на книгах и среди них. Были там и заплесневелые оплетенные кожей реликвии, и недавно напечатанные трактаты, на широких страницах которых еще не засохли чернила. Большую часть одной из стен занимало круглое прорицательное стекло; на его маслянисто-черной поверхности не отразилось ничего даже тогда, когда Антрос прошел мимо.
Кругом висели тяжелые гобелены, на первый взгляд неуместные для комнаты астартес, но при ближайшем рассмотрении их предназначение прояснялось: на них изображались небесные карты, полные астрономической и астрологической информации. Галактики и боги кружились в танце, выделяясь на фоне бордовой пряжи сверкающими золотыми нитями.
Это изобилие роскоши и гротеска освещал теплый свет газовой лампы, с тихим шипением парившей на витиеватой антигравитационной платформе из меди в уголке зала. Антрос знал, что все эти реликвии должны были вдохновлять его, но видел лишь клетку. Всю свою жизнь он жаждал возможности послужить Богу-Императору в битве, высвободить гнев, что тлел в душе, и теперь, когда он был так близок, ожидание…
Антрос замер, поняв, что не зажигал лампу.
— Кто здесь? — сказал он тихо. Не было смысла кричать. В сантуарио было лишь несколько небольших комнат.
— Прости меня, — раздался голос за его спиной, — я не хотел тебя встревожить.
По знакомому снисходительному тону Антрос узнал эпистолярия Рацела раньше, чем обернулся к нему. Древний библиарий сидел в темном уголке, скрывшись из виду. Лишь его странные синие глаза мерцали во тьме, отражая огонь лампы. Он подался вперед, и лексиканий увидел, что лицо учителя было необычно враждебным.
— Что произошло на Термин?
— Эпистолярий, — ответил Антрос, ошеломленный сперва нежданной встречей, а затем этим вопросом. Его гнев сразу испарился. — Я передал все боевые доклады архивистам ордена много дней назад.
— А твой личный доклад, неофит? Его ты передал?
На памяти Антроса Радел всегда говорил с холодной снисходительностью, но теперь в голосе слышалась едкая злость.
— Я передал свои наблюдения лорду Мефистону, — ответил Луций, стараясь не выказывать тревоги.
— И что ты в них написал? Что произошло между тобой и старшим библиарием?
Рацел поднялся и направился к Антросу, мрачнея на ходу. Остановился, едва не уткнувшись в Луция длинным орлиным носом.
Антрос покачал головой. Это шло против всего, чему его учили, но он не мог обсуждать произошедшее с Рацелом. Видения, разделенные им с Мефистоном, были не тем, что лексиканий стал бы обсуждать вслух, даже если бы мог. Они были тайной, разделяемой им со старшим библиарием. А затем Луцию пришло в голову, что, возможно, они были тайной даже для Мефистона, и эта мысль против воли заставила его вздрогнуть. Вероятно, Властелин Смерти и сам не ведал всего, что происходит в его разуме.
Рацел пристально смотрел на него; Антрос чувствовал, как сознание ветерана кружит на краю его мыслей.