Они находились в части Карцери Арканум, что называлась сакеллумом Очертаний: это был лабиринт, в коридорах которого выставлялись напоказ всевозможные виды ксеносов, сокрушенных орденом с самых ранних дней Великого крестового похода. Вдоль стен каждого зала стояли мраморные постаменты с искусно выполненными бюстами пришельцев. Поскольку Кровавым Ангелам служили лишь самые опытные скульпторы, экспонаты поражали правдоподобностью. Рацел и Мефистон остановились рядом с головой огромной одноглазой птицы, распахнувшей острый клюв в вечном беззвучном крике.
Рацел огляделся и, уверившись, что они одни, смягчил привычно-надменное выражение лица. Он положил руку на наплечник Мефистона:
— Скажи мне честно, Калистарий. — В его странных глазах сверкнула тревога. — Я не видел тебя после Термин. Становится хуже?
Как и всегда, настроение Мефистона было невозможно прочесть, но он не стал поправлять эпистолярия, назвавшего его старым именем. Рацел счел это хорошим знаком. Властелин Смерти просто медленно снял наручи и поднял руку.
Рацел чертыхнулся, увидев, что кожа Мефистона окутана темным огнем. Черные огоньки скользили по костяшкам и вспыхивали меж пальцев. Местами тьма полностью поглотила кожу, отчего рука казалась призрачной тенью.
— Что это?
— Дар, полученный после Термин, — ответил Мефистон. — Он больше не оставляет меня, Радел, даже когда я спокоен. Он всегда со мной. Даже сейчас он борется внутри меня… — Властелин Смерти закрыл глаза, и мерцающая тьма угасла. — Я едва могу им управлять, он сильнее с каждым днем, но чем больше я борюсь с ним, чем больше я… — Он взмахнул рукой, и воздух за ней наполнился искрами теней. — Чем больше я пытаюсь подавить Дар, тем больше он поглощает меня. Он меняет не только плоть: он омрачает мой разум. Он опьяняет меня, Рацел. Опьяняет.
Эпистолярий пристально глядел на странную тлеющую кожу Мефистона.
— А что с Дивинусом Прим? Ты нашел там надежду, или видения были бессмыслицей? Ты говорил, что кто-то зовет тебя.
Мефистон поглядел на руку, проворчал проклятие и вновь надел латную перчатку.
— Кто-то зовет меня, я уверен в этом. Я надеялся найти разгадку, хотя бы намек на причину проблем в Кронийском секторе, но спустя несколько часов понял, что путешествие было бессмысленным. После всех видений и посланий мне предстала еще одна кровавая бойня, где из-за мелочных разногласий в религиозных доктринах верующие убивают друг друга. Бойня столь же бессмысленная, как и в других мирах сектора. Должен признать, старый друг, что я вернулся озадаченным, ведь ни одна из моих надежд не оправдалась. Я не нашел ни связи между Дивинусом Прим и Даром, ни указаний на то, кто же повинен в мятежах. — Мефистон нахмурился. — Но теперь, выслушав бред Зина, думаю, что в видениях все-таки был смысл. Что все же существует способ…
— Способ обуздать Дар? — в удивлении покачал головой Рацел.
— Способ высвободить его. — Голос Мефистона изменился, в нем зазвучали эмоции, что случалось очень редко. — Способ стать оружием, которым я и должен быть по воле Ангела. Способ исполнить свое предназначение. Наконец-то понять, к добру или к худу я обрел его… — Мефистон повернулся к каменному бюсту одноглазого орла. — Ты ведь помнишь это? Помнишь битву за Хатан?
— Едва ли забуду. — Глубокий рокочущий смех Рацела разнесся по залам. — Тогда ты едва различал, где друг, где враг.
— Даже тогда я осознавал истину, возможности. — Мефистон кивнул, протянув руку, и позволил темному пламени окутать его перчатку. — Я должен верить, что эту силу даровал мне Ангел. Должен. Но до сих пор я не обсуждал Дар ни с кем, кроме тебя, Рацел.
— До сих пор? — Эпистолярий побледнел. — Калистарий, ты ведь не собираешься рассказывать о нем другим? Разумно ли? — Он снова огляделся, проверяя, не подслушивает ли их кто. — Скажи мне, что это не Ватрен. Капитан — хороший воин, но не мудрец. Даже спустя десятилетия я едва понимаю половину того, что ты рассказал мне о Даре; представь, каково будет ему. И вспомни, почему он занимает место в кворуме. Если Ватрену придется описать это в докладах командующему, все будет кончено. Меньше всего Данте захочет осудить тебя, Калистарий, но, возможно, у него не останется выбора.
— Не Ватрену. — Мефистон покачал головой. — Антросу.
— Во имя Бога-Императора, зачем тебе рассказывать об этом Луцию? — Пораженный Рацел отступил на шаг. — Он едва заслужил право носить броню. — Эпистолярий осмотрелся, чтобы удостовериться, что Антрос их не слышит. — Как ты можешь ожидать от него понимания? Если уж не справился я, сможет ли он? Много братьев лучше подойдут на роль доверенного лица. Почему он?