Медвежье царство

Можно лишь добавить, что решение войти в войну — после долгих часов психомучений — было принято во многом под влиянием Северной Осетии, где ситуация могла полностью выйти из-под федерального контроля.

Ситуация выглядит примерно так.

1. Гражданская инфраструктура Южной Осетии и столица республики Цхинвал — уничтожены.

Официально сообщается о 32 000 югоосетинских беженцев, находящихся ныне в Осетии Северной. При том официально население Южной Осетии составляло примерно 72 000 человек, а фактически (с учетом прежде уехавших на работу в Россию и эвакуированных прямо перед войной) — менее 50 000. Это значит, что подавляющее большинство жителей республики покинули свои дома.

Фактически Южная Осетия стерта с лица земли. Что косвенно (по Фрейду) признал в Совете Безопасности ООН российский постпред Виталий Чуркин, заявивший 10 августа, что Россия «никогда бы не дала стереть с лица земли непризнанные республики и вытеснить их за пределы». (На самом деле, именно это Россия и позволила Саакашвили сделать с Южной Осетией. Стереть и вытеснить).

2. Ведущие геополитические игроки вплотную подошли к постановке вопроса об изменении формата миротворческой операции и формировании международного контингента в де-факто государствах на формальной территории Грузии.

Причем если до 7 августа важным аргументом в пользу исключительного российского миротворчества была его эффективность — действительно, в 1992–2008 гг. Россия на постсоветском пространстве заморозила военные конфликты и обеспечила долгий мир, что не удавалось большинству международных миротворцев на Ближнем Востоке, на Балканах и в Африке, — то сейчас, после уничтожения территориального тела Южной Осетии, этот аргумент уже не выглядит столь убедительно.

Когда Михаил Саакашвили 9 августа заявил, что «грузинские войска выполнили свои задачи», он почти не врал. Задачи 1 и 2 действительно решены. И хотя главную задачу — установление блицконтроля над югоосетинской территорией — ему решить не удалось, 1 и 2 — это для Тбилиси уже немало.

Такой результат, достигнутый ценой многочисленных жертв, никак не может считаться победой или хотя бы тактическим успехом России. Ничего хорошего не принесет России и сохранение довоенного status quo: вместо живой республики придется сторожить руины, на которых построить нам ничего не дадут. (И Путин, который спешно пообещал 10 млрд. руб. на восстановление Южной Осетии, и Лужков, который уже разинул рот своего пресс-секретаря Цоя на эти путиногенные миллиарды, сегодня едва ли представляют, как восстановление будет происходить физически).

Это значит, что Россия сегодня куда ближе к поражению, чем к победе. Но и победа окажется не за горами, если у Кремля вдруг обнаружится отчаянная воля.

Маршбросок к победе несложен и краток: официально признать государственность Южной Осетии и Абхазии. И стать легальными партнерами двух новых независимых государств.

* * *

Готов ли к этому Кремль? Здесь необходимо коснуться несущих аспектов философии нашей правящей элиты, которую можно по праву назвать «элитой утилизации». Целью правящего слоя, который сформировался в основном в 1993–1996 гг. и с тех пор не претерпел качественных изменений ни по форме, ни по содержанию (хоть и был тонко разбавлен путинскими личными друзьями по Ленинграду-ГБ), была и остается утилизация советского наследства.

При этом в советском наследстве РФ-элита выделяет две составляющие:

I. Хорошую: это и фабрики-заводы-трубопроводы, давно превращенные в частные миллиарды, и престижные аксессуары, например, кресло постоянного члена Совета безопасности ООН, позволяющее в нужный момент надувать щеки и защищать суверенную демократию в Зимбабве (одной из самых важных для России стран мира, вестимо);

II. Плохую, или обременительную: все активы бывшего СССР, которые не только не приносят внушительных доходов, но и требуют от элиты постоянных издержек.

К «плохой» части наследства относилась, в частности, советская социальная система, которая гарантировала человеку-гражданину много бесплатных государственных услуг. Здесь же — и непризнанные де-факто государства, образовавшиеся в результате распада СССР: Абхазия, Южная Осетия, Приднестровская Молдавская Республика.

Отношение РФ-элиты к «плохому» наследству всегда была четким и неизменным: избавиться и сдать в исторический утиль: а) как только обстоятельства позволят; б) сохранив имиджевое лицо.

От советской социальной системы хотели бы избавиться и при Борисе Ельцине, но тогда обстоятельства не позволяли: кремлевский режим был слишком непопулярен и в результате излишне резких постнаследственных телодвижений мог просто рухнуть. Потом пришел Путин, восстановил монархический ритуал, режим окреп до стадии небоязни и щедрую соцсистему спокойно упразднил.