МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ

Теперь же по саду прогуливались пьяные матросы со своими марухами, под ногами хрустела семечная шелуха, никаких художниц не было и в помине (разбежались с первыми же революционными выстрелами), а влюбленные не назначали свиданий у фонтана, так как он уже давно не работал, а две статуи, так его украшавшие, отвернули водопроводчики для каких-то городских нужд.

Но более всего поразило Лизавету обилие в городе солдат. Они присутствовали всюду: в парках, скверах, на площадях, толпились у государственных учреждений, отчего казалось, что даже сами улицы посерели от их грязных хлопчатобумажных гимнастерок. Казалось, Казань находится либо в осадном положении, либо всех жителей города в связи с последними веяниями в моде переодели в военную форму.

Действительность была иной — Казань временно исполняла обязанности военного сборного пункта.

На Театральной площади меж Городского театра и Державинского сада была когда-то большая извозчичья биржа. Елизавета перешла улицу и стала ждать извозчика. Она довольно находилась по городским улицам, прилично устала и теперь кляла себя за то, что надела шляпку и взяла ридикюль. Ну, ридикюль ладно, не в счет: там лежал некий симпатичный металлический предмет с барабаном на шесть пуль, коротким стволом и устрашающим названием «Бульдог». И одета Елизавета Петровна была неброско: серенький триковый дипломат, немного ношенные полуботики. Но вот шляпка… В шляпках, как выяснилось, теперь в Казани никто не ходил. Женщины, пожилые и молодые, все были либо в платках, либо в косынках. Какой-то разбитной пацанчик заливисто свистнул и улюлюкнул ей вслед:

Эй, дамочка, куда торопишься? В Губчека по падешь — не воротишься …

Дважды ее проводили недобрым взглядом наряды судебно-уголовной милиции, а один раз она услыхала за спиной откровенно злой говорок:

— Ишь, вышагивает, словно институтка. Не всех еще, видно, буржуев мы к стенке поставили.

Никаких извозчиков не было и в помине. Трамваи тоже не ходили. И Елизавета Петровна, обреченно вздохнув, потопала до нумеров «Франция» пешком через Черное озеро. Когда она уже почти поднялась на Воскресенский холм, где находилась гостиница, мимо нее пробежал человек с искаженным от боли лицом, придерживая плетью висевшую руку. Проводив его взглядом, она стала переходить проулок, и тут на нее налетело дико мчащееся авто с открытым верхом. Правда, водитель его чудом успел в последний момент сманеврировать и вывернуть руль, но все же правым крылом автомобиль задел Лизавету, и ее, ударив в бок, отбросило обратно на тротуар. Все произошло так быстро, что она не смогла ничего понять, однако успела увидеть тревожно-удивленный взгляд плешивого пассажира бешеного автомобиля. А затем раздалось два выстрела…

Глава 4. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

— Что топтуна заслали, это хорошо. Пусть смотрит в оба. «Сибирские нумера» обложить так, чтобы мышь не проскочила. Брать надо Жоха, непременно брать. Погоди, сейчас сам буду.

Начальник Казанской судебно-уголовной милиции Николай Иванович Савинский небрежно бросил трубку. Был он плешив, сухощав, носил аккуратно стриженные усики и бородку клинышком, отчего крепко походил на знаменитого казанского полицмейстера Васильева образца 1909 года. Сие сходство было единственным явлением, роднящим Николая Ивановича с покойным титулярным советником. Его судьба вообще была очень необычной. Слепая планида выделывала с ним такие кунштюки и коленца, которые вряд ли случались в жизни еще кого-либо.

Ну, кто бы еще мог похвастать, что стал простым уездным учителем, являясь при этом богатым и успешным потомком родовитого польского шляхтича, в жилах которого текла кровь польских и французских королей?

Кто бы мог еще иметь в своей биографии столь неожиданную метаморфозу, как переквалификация скромного уездного учителя в полицейского надзирателя шестой (причем самой неблагополучной) части города Казани, в коем вдруг открылся явный талант по стезе сыскного дела?

Это коллежский асессор полицейский надзиратель Савинский без единого выстрела взял в девятьсот четвертом году на «малине» крайне опасного вора-рецидивиста и громилу Коську Барабаша, наводившего ужас на Адмиралтейскую и Ягодную слободы.

Это губернский секретарь пристав Савинский накрыл в девятьсот седьмом секретную лабораторию по изготовлению бомб в доме старика Мацинмахера на Первой горе и заарестовал один троих громил-экспроприаторов, рядившихся в революционную личину анархо-синдикалисто-коммунистов.

А сколько преступлений, крупных и мелких, было им предотвращено за время служебной деятельности, ведает только один бог.

Впоследствии Савинский протекцией самого казанского губернатора был назначен начальником Сыскного отделения при Городском полицейском управлении, когда в июле девятьсот восьмого года был принят высочайше утвержденный и одобренный Госсоветом и Государственной Думой закон об организации сыскных служб в губернских городах.