Медведев

Через двенадцать дней, 20 октября обер-лейтенант Зиберт совершил третье покушение на Даргеля. Оно в точности повторяло первое. Медведев и Кузнецов правильно рассчитали, что гитлеровцы никак не будут ждать третьего нападения на том же самом месте и не предпримут дополнительных мер охраны. Так оно и оказалось. Вместо пистолета было решено применить гранату.

…Но… Даргелю опять повезло. В двух шагах от него граната ударилась о бровку тротуара и отскочила в сторону так, что взрыв ушел в другом направлении. Ручкой гранаты был наповал убит немецкий подполковник, стоявший на противоположной стороне улицы. А Даргель остался жив, хотя на сей раз был тяжело ранен и контужен.

Специальным самолетом заместитель Коха был отправлен в Берлин. Больше его на Украине не видели.

Некоторое время Кузнецов в Ровно не появлялся, и это было правильно, потому что в городе неистовствовала служба безопасности. Руководство ею было укреплено. В частности, на пост руководителя отдела по борьбе с партизанами из Житомира, где находилась полевая ставка рейхсфюрера СС Гиммлера, прибыл с большими полномочиями гауптштурмфюрер СС Ханке. Вскоре городские разведчики с тревогой сообщили Медведеву, что Ханке предпринял ряд энергичных мер. Так, он переписал население Ровно. Гауптштурмфюрер установил порядок, по которому на дверь каждого жилого дома в деревянной рамке под стеклом был вывешен листок с фамилиями всех жильцов. Последняя фамилия была подчеркнута и скреплена печатью и подписью Ханке. Ни одной лишней фамилии вписать в листок было уже нельзя — для нее попросту не было места. Населению объявили, что, если после комендантского часа в квартире будут обнаружены посторонние лица, вся семья подлежит расстрелу.

Положение городских разведчиков стало критическим, поскольку ежедневно, преимущественно по ночам устраивались облавы и обыски.

Требовалось немедленно предпринять эффективные контрмеры. И Дмитрий Николаевич нашел их. Решение оказалось простым. Проанализировав систему, придуманную Ханке, Медведев приказал доставить ему для образца один подобный листок. Приказ был выполнен, список был снят с дома, где жили только пособники оккупантов. Затем в штабе все, кто умел печатать, засели за пишущие машинки. На листе чистой бумаги печатали только первую фразу: «В этом доме проживают…» Далее оставалось пустое место, под которым ставилась печать отдела по борьбе с партизанами, штемпель «СС гауптштурмфюрер» и абсолютно идентичная оригиналу подпись «Ханке». За два дня было изготовлено несколько тысяч листков. Их распространили по всему городу. Идея Ханке была провалена. О каком контроле за жильцами могла идти речь, когда любой домовладелец мог теперь вписать в такой листок кого угодно и подменить им настоящий!

Немцам не оставалось ничего другого, как спешно отменить новый порядок регистрации населения по месту жительства. Городские разведчики могли по-прежнему спокойно пользоваться своими старыми квартирами.

Между тем уже с другой стороны нависла определенная угроза над Валентиной Довгер и, как выяснилось, Зибертом. Вале стал оказывать знаки внимания служивший в РКУ на какой-то хозяйственной должности майор Мартин Геттель. Когда Валентина пересказала Медведеву свои разговоры с майором, Дмитрий Николаевич встревожился. Ему с очевидностью стало ясно, что Геттель — офицер службы безопасности РКУ, более того — интересуется не самой Валей, а ее «женихом», обер-лейтенантом Зибертом. Неясно было только, какое ведомство представляет Геттель: контрразведку абвера или гехаймфельд-полицай — тайную полевую полицию, военный вариант гестапо. Офицеры ГПФ носили не эсэсовскую, а обычную военную форму.

Во время одной из бесед с Валей Геттель попросил под каким-то предлогом познакомить его при случае с ее женихом, обер-лейтенантом Зибертом. Тут было над чем задуматься. С одной стороны, никаких признаков, указывающих, что Зиберт взят под наблюдение, вроде бы не было. Походило, что Геттель вел какую-то игру самостоятельно. Положение через несколько дней прояснилось, когда Геттель встретился с Лидией Лисовской, у которой Зиберт формально снимал комнату. Разговор был официальным, более того, Геттель предупредил Лидию Ивановну о неразглашении и факта встречи, и разговора. Затем последовал настоящий допрос. Геттеля интересовало все о Зиберте. В частности, не говорят ли он иногда об Англии, не употребляет ли случайно в разговоре или во сне английских слов.