Медведь и Пингвин (СИ)

ПШШШШШШ —БУМММ! – сказала пневмо-пороховая катапульта, и одноместная цистерна оказалась за бортом. На какое-то неуловимое мгновение зависла над бездной, а потом медленно, но уверенно, устремилась вверх. Хеллборн во все глаза следил за глубиномером. Когда грубый, но надежный прибор показал “ноль”, Джеймс Хеллборн для верности посчитал до десяти, а потом открыл люк. Слава Богу, он на поверхности.

Спасательная капсула покачивалась на волнах. Ноздри приятно щекотали свежий морской воздух, кордит и мазут.

=====

Часть 5.

Драконы Смерти!

“- Что за несчастный корабль эта “Испаньола”, Джим! – продолжал он, подмигнув. – Сколько людей убито на этой “Испаньоле” и сколько бедных моряков погибло с тех пор, как мы с тобой покинули Бристоль!”

Роберт Л.Стивенсон, “Остров сокровищ”.

*

На бортах и торцах спасательных капсул находились специальные замки, позволявшие соединять капсулы друг с другом. Сорок девять капсул — все, кто успел выбраться с погибающей “Каталонии” — превратились в один большой плот, пять на десять (с одним пробелом на корме). Единственное, чего не хватало – какого-нибудь двигателя. Поэтому старпом, принявший командование (капитан Бельграно поступил как настоящий моряк и не покинул корабль), приказал оставаться на месте – у него не было другого выхода.

Вокруг плота собрались уцелевшие итальянцы с авианосца “Сардиния” — даже после белголландского предательства ухитрились уцелеть многие, а также сами белголландцы, вовремя покинувшие подбитую “Плайя-Хонду”. Экипаж “Каталонии” пылал жаждой мести, но старпом строго-настрого запретил вершить самосуд: “Теперь мы все в одной лодке!” Белголландцы чувствовали свою вину – густо краснели, стыдливо отворачивались и неубедительно оправдывались:

- Мы только выполняли приказ нашего покойного капитана.

- Расскажите это вашей бабушке, гребаные фашисты! – звучало в ответ.

- Мы не фашисты, мы оранжисты...

- Да какая теперь разница?!

Капсула Джеймса Хеллборна после окончательной сборки плота оказалась по правому борту. Рядом с ней в воде бултыхались три итальянца. Двое молчали, но третий говорил за четверых. Непрерывно благодарил добрых республиканцев и поминал в своих молитвах деву Марию, тринадцать или четырнадцать апостолов и всех их родственников. Некоторое время спустя Хеллборн демонстративно вытащил из кобуры подарок далекого шефа. Итальянец намек не понял и не заткнулся. Джеймс с тяжелым вздохом вернул пистолет на место — не мог же он в самом деле пристрелить беднягу?! К счастью, в этот момент на горизонте появился еще один корабль.

- Мадонна услышала мои молитвы!!! – завопил чертов макаронник. – Аллилуйя! Аллилуйя!!!

К счастью ли? Немногие владельцы биноклей жадно уткнулись в окуляры.

- Кто угодно, только не белголландцы... – пробормотал кто-то за спиной у Хеллборна.

- Это итальянский корабль! – наконец-то объявил старпом. – “Маркомания”, если я не ошибаюсь.

Над плотом прокатился вздох облегчения. Хотя, казалось бы, какое тут может быть облегчение? Фашистский корабль означал как минимум плен. Вот что натворили белголландцы — экипаж “Каталонии” был готов приветствовать своих смертельных врагов, только что разгромленных в тяжелом сражении, как спасителей!

- “Наркомания”? – удивился русский советник. – Эти фашисты совсем обезумели! Дать военному кораблю такое имя!

- Не “Наркомания”, а “Маркомания”, – повторил старпом-испанец. – Только не спрашивай меня, что это значит. Какой-то термин из древней римской истории. Я учил всю эту хрень в католической школе, но давно и прочно забыл.

“Маркомания”? “Римляне потеряли эту провинцию в Восточной Европе семнадцать с половиной веков назад”, – не сразу вспомнил Хеллборн. – “Все никак забыть не могут? Может быть, все еще надеются вернуть?!”

Римляне третьей свежести...

“Маркомания” подошла на дистанцию пистолетного выстрела, оценила положение вещей и принялась подбирать из воды всех подряд. Уже на палубе крейсера спасенных моряков рассортировали на три соответствующие группы — белголландские союзники, блудные сыновья Италии — и пленные республиканцы, у которых тут же отбирали оружие и документы. С союзниками обращались подчеркнуто вежливо – принесли сухую одежду, одеяла, выпить и закусить. С пленниками и, что самое странное, с моряками погибшей “Сардинии”, не церемонились — пинками и прикладами заставили построиться на корме — итальянцев по правому борту, республиканцев по левому борту. “Плохое начало”, – подумал Хеллборн — и не ошибся.

Потом на палубе появились новые действующие лица. Судя по униформе — совсем не моряки. Сухопутные крысы в черных мундирах и серебряных шлемах. Какие-то римляне третьей свежести. Впрочем, спасенные итальянцы тут же их узнали, и по их рядам прокатился шепот ничем не прикрытого ужаса:

- I Dragoni della Morte – “Драконы смерти”!

“Драконы смерти”? – удивился Хеллборн. Похоже, коммандер Гильберт был прав на счет дешевого пафоса. Это надо же, “драконы смерти”. Прозвище, достойное китайцев или корейцев, но никак не просвещенных европейцев ХХ века!