Медведь

Ей захотелось отказаться. Очень хотелось отсюда уйти, двигаться дальше к океану, вот только отец всегда знал, как лучше поступить и почему. Она снова сбросила торбу, но лук с колчаном прихватила с собой и пошла следом за мужчиной.

Стена, стоявшая на гребне этого холма, состояла из четырех прямоугольных блоков, уложенных теми же рядами, какими их возвели давным-давно, обнаженные, крошащиеся стыковочные швы покрыты коркой грязи и оплетены растениями, остальное ушло в землю. А вот дальше они обнаружили дыру в два человеческих роста глубиной до древнего фундамента, темную впадину, которую за долгие годы проделала дождевая вода, сбегая вдоль камня, прежде чем снова впитаться в почву. Из дымки на горизонте вставало солнце, хотя свет его пока еще не достиг дна ямы.

В этом провале наверняка что-то есть, сказал мужчина и полез в зазор.

Первый ряд блоков обвалился и с плеском рухнул во тьму. Мужчина, скорчившийся рядом, пнул ногой оставшиеся. Они выдержали, тогда он перелез через стену и повис на руках, держась за верх, а потом отпустил.

Она следила за его падением, но не видела почти ничего, кроме теней. Она услышала всплеск воды. Повисло долгое молчание, она решила, что он ждет, пока глаза привыкнут к темноте. Вглядываясь в сумрак, она смогла рассмотреть лишь, как он поворачивает голову вправо-влево.

Ну тут и грязища! — крикнул он.

Она решила, что он развернется, влезет назад по стене и они отправятся дальше. А потом услышала, что он двинулся вверх по течению, услышала, как огнивом звякнули обломки ржавого металла, отброшенные прочь, на какой-то камень там внизу, а свесившись еще дальше, разглядела, как его голова движется-останавливается, движется-останавливается. Потом рука потянулась к чему-то от нее скрытому, даже не поймешь, дотронулся он или нет, она не могла понять, что его там удерживает. Что он надеется найти?

Потом — движение, но не мужчины. И не воды. И не сорных трав, которые умудрились разрастись там, во тьме, и теперь склонялись к касавшейся их руке. То был взмах хвоста. Она его увидела в искре света. Только она. А он вновь протянул руку. Протянул прямо к блеску глаз и зубов.

Она вскрикнула в тот же миг, когда вскрикнул и он, остановился, рывком прижал руку к груди, а она схватила лук и приладила стрелу, вот только не видела, куда стрелять.

Тебя ранили? — крикнула она ему вниз.

Он поднял глаза к свету.

Меня укусили!

Он вышел из воды, вернулся к стене, по которой слез раньше, но она знала: по такой крутой на одной руке не взобраться, а потому наклонилась как можно ниже и опустила туда лук. Он ухватился за нижнее плечо нетронутой рукой, а она вытянула его вверх, на кромку с силой, порожденной таким непомерным страхом, что он же заставил их обоих рухнуть на траву.

Она встала, потянулась к его руке, чтобы осмотреть укус, но он отдернул руку и стал вглядываться сам. На коже запястья и на корке грязи на ладони отпечатались следы челюсти и зубов. Он попытался оттереть рану рукавом, но мешала дрожь — только размазал и бросил.

Нужно очистить, сказал он.

Подошел к поклаже, одной рукой вытащил пробку из тыквы, обмыл поврежденную ладонь, сперва с внутренней стороны, потом с тыльной. Помедлил, вытянул из-под кожи обломок зуба, потом вылил остаток воды на всю руку, потряс, обсушивая.

Что это было? — спросила она.

Слишком темно, сказал он.

Ты как думаешь, оно было больное?

Не знаю. Страшно сердитое, а может, и безумное.

ОНИ ОСТАЛИСЬ НОЧЕВАТЬ НА ПРЕЖНЕМ МЕСТЕ, вскипятили принесенной с собой воды, заварили иван-чай, чтобы утолить жажду, тем же настоем промыли рану. Ни в тот день, ни ночью они не слышали больше ни одного животного, как будто по этому месту никогда не проходили и никогда не пройдут пути каких-либо лесных зверей, а уж останавливаться тут они не станут тем более; и мужчина сказал: он каждый раз в этом месте чувствовал что-то такое. Чувствовал пустоту, молчание и теперь не может понять, почему не послушался девочку и не ушел отсюда сразу.

Я пыталась натянуть лук, сказала она. Но было темно.

Мужчина покачал головой.

Ты бы никогда не разглядела, сказал он.

Когда они поднялись на рассвете, оказалось, что рука посинела и опухла, и девочка вслух подумала, что надо бы вернуться домой, но мужчина сказал: океан уже близко, а соленой водой удобно промывать рану.

Нужно завершить то, ради чего мы пришли, сказал он.

Так что они собрали вещи и пошли дальше.

~~~

C УТРА ЭТОГО ДНЯ И ДО ПОСЛЕДНЕГО СВЕТА они двигались по изменчивому ландшафту: редколесье, обнажения горной породы, заболоченные луговины, — останавливаясь, только чтобы собрать тысячелистника, когда попадался, живокоста и подорожника, где встречались. Смешав листья с пеплом от вечернего костра, они сделали мужчине компресс на руку, накрыли его листьями подорожника и крепко примотали к ладони и запястью стеблем арахиса.

Солнце уже клонилось к закату третьего дня, когда девочка остановилась на полушаге, приподняла нос, как олень на лужайке, медленно, глубоко втянула воздух. Попыталась заговорить, втянула еще и потом сказала: пахнет сосной и розой, и чем-то еще. Пахнет…